этих словах Монревель вздрогнул, а графиня, подмечавшая каждое его движение, подобно разъяренной фурии, обрушилась на него и в самых резких выражениях принялась упрекать в равнодушии, с коим он всегда взирал на огонь, пылавший ради него.
– Неблагодарный, как мог ты не замечать пламени, что разожгли твои глаза? как смел ты отвращать от него свой взор? – восклицала она. – С того самого дня, когда ты вступил в пору юности, я беспрерывно проявляла чувства, коими ты столь опрометчиво пренебрегаешь! Разве хоть один рыцарь при дворе Карла мог бы утверждать, что он был мне более любезен, нежели ты? Я гордилась твоими успехами и страдала от твоих неудач; каждый полученный тобою лавровый венок рука моя украшала миртом. Была ли у тебя хотя бы одна мысль, которую я бы тотчас не разделила с тобой, вспыхнуло ли в тебе хотя бы одно чувство, которое не нашло бы отклика в моей душе? Меня везде встречали с почетом, вся Бургундия пребывала у моих ног, на меня устремляли восхищенные взоры поклонники… Повсюду мне курили фимиам, но помыслы мои летели только к Монревелю, он один владел ими, ибо всех прочих я презирала… Коварный, я боготворила тебя, а твой взор постоянно отворачивался от меня… Обезумев, ты влюбился в ребенка, пожертвовал мною ради недостойной соперницы… Заставил меня возненавидеть собственную дочь… И хотя я видела, что все усилия твои тщетны, сердце мое терзалось от ревности… Но я не могла ненавидеть тебя… Теперь тебе не на что надеяться! Так пусть же разочарование приведет тебя ко мне, коли любви это не по силам!.. Твой соперник здесь, и, если я пожелаю, уже завтра он восторжествует над тобой, ибо дочь торопит меня. Неужели ты все еще уповаешь на чудо? Неужели безумие по-прежнему застилает взор твой?
– Сударыня, теперь я уповаю только на смерть, – ответил Монревель. – Мне горько, что я вызвал у вас чувства, кои не могу разделить, и страдаю, что не смог внушить эти чувства той единственной, кто навсегда завладела моим сердцем.
Госпожа де Сансерр смолкла: любовь, гордость, коварство и жажда мести переполняли ее одновременно. Будь на ее месте женщина честная и открытая, она бы непременно выплеснула свои чувства наружу; однако мстительная и двоедушная графиня предпочла путь притворства.
– Рыцарь, – сказала она, подавляя досаду, – впервые в жизни я получила отказ, однако меня он ничуть не удивил: я умею беспристрастно оценивать себя… я могла бы быть вашей матерью, рыцарь… Так что судите сами, могу ли я, обладая подобным недостатком, претендовать на вашу руку?.. Я не стану более препятствовать вам, Монревель, и уступаю счастливой сопернице честь приковать вас к себе узами брака; не имея возможности стать вашей женой, я навсегда останусь вашим другом. Полагаю, вы позволите мне сохранить за собой этот титул?
– О сударыня, слова эти свидетельствуют о благородстве вашего сердца, – воскликнул юноша, обманутый коварными речами. – Поверьте, – добавил он, бросаясь к ногам графини, – все лучшие чувства, которые только способно испытывать мое сердце, все,
