А то бы она оскорбилась. Значит, всё будет. А там у него много. Пожалуй, столько она разве что в порнухе видела, вживую нет.
Может, не надо её так сильно? Может, лучше сразу, без этого? Но надежды напрасны. Её африканский зад опять ощутил удар. Терпеть можно, но как-то всё равно диковато. Но у таких, как этот дядька, так ведь принято, главное, что потом. Вообще-то главное, чтобы «потом» хотя бы вообще было. А то ведь есть такие, что и без продолжения. Тут совсем не понять. Ей, по крайней мере.
Щелчки ремня и запах «Брита». Боль ожога, импульс вдоль всего тела. Ну всё же, может, пока хватит? Она повернулась с обидой ребёнка: я тебе уже дала, дай и ты мне. Он понял. Он ведь на себя роль папика взял, а не анимешного садиста. Дал кнута, дай и пряник.
Когда подвинулся к её голове, она улучила момент и постаралась ртом перехватить через ткань приблизившийся к её лицу… ну, в общем, то, что может увеличиваться. И получила сочную оплеуху.
Понятненько. Там всё так запущено, у предков. Значит, анала не будет тоже. Дядя честных правил. Он такое отвергает. А вот порка незнакомых девушек в подъезде для него – норма.
А потом… Он, конечно, правильный дядечка и надел презерватив. Однако она успела увидеть, что он обрезан, и это красиво. Обалденный рельеф.
Всё было суперправильно. Чтобы не писать пошлости, скажем: в двух самых часто встречающихся позах. И предложим интерактивному читателю их себе представить. Но так смотрелось со стороны. А Капитолина ощутила внутри себя что-то типа гармонии завершённости. То есть не надо никуда дальше: предел. Дальше – избыточно.
А ещё какой-то очень правильный ритм, который она раньше себе даже не представляла. Вот так, правильно, до миллиметра вглубь, до доли секунды выверено. Наверное, так и должно быть. Лучше быть уже не может.
В первый раз он зажал ей рот рукой. Потом всё же вставил – ау, фетишисты, для вас подробность! – её собственные трусы. Ей не хватало воздуха, и в этом был какой-то прежде неизвестный ей кайф. А в целом ощущения были… ну, вот как раз какие себе и представил интерактивный читатель.
А дальше ей даже не предложили воды. Ну и пусть. Она всё равно в восторге. Но показывать нельзя. Потупить взор и молча одеться. Он оделся тоже.
«Вас как зовут?»
«Зачем? По-моему, всё ясно».
Что ей должно ясно быть? Что он это для неё сделал, а не для себя? Но ведь она о таком и не думала никогда. Он ведь не интересуется, понравилось ли ей. Просто уверен, что иначе и не может быть. Какая-то другая, более совершенная разновидность секса: не так, как с парнем. И дело тут не в размерах и даже не в движениях, а в атмосфере психологического контакта. На правах подчинённой и ведомой. Тогда всё к месту.
А хорошо он приложил её оплеухой! Что-то иное, не те оплеухи от малолетних адептов АУЕ, которые её иногда били, пока она ещё не была девушкой Блича: так бьют чужую, а не свою. Её били сверстники. Самоутверждение не до конца уверенных в себе и чуждых самых основ гендерного воспитания сопляков.
«Когда
