если бы он прокричал: «Эй, древний римлянин!». Я находился в студенческой толпе, но не понял, кого ищут и что происходит. Никто меня не знал, все были в недоумении: уж не сошел ли с ума старый Радциг?! Наконец, кто-то из студентов понял, что Сергей Иванович Радциг имел в виду меня и указал мне на профессора, стоявшего на верхней ступеньке лестницы. Когда я подошел к нему, он принялся забрасывать меня вопросами: я прямо из самого Рима? как далеко мой дом от Капитолия? а от Колизея? Он назвал ещё несколько мест столь любимого им Рима, «вечного города», который он так хорошо знал и которого никогда не видел. Он заметно волновался, глаза его увлажнились. Это было первое проявление горячего ко мне чувства на филологическом факультете МГУ.
(Перевод с итальянского Евгении Бернардини)
Мне остаётся добавить, что сын Дино и моей сестры Жени – Марк Бернардини – синхронный переводчик с итальянского, сейчас живёт в Москве, а его пятилетняя дочь Верочка наверняка поразит филологический мир своими изречениями. Моя племянница Катя Левина, дочь моей сестры Жени, тоже окончила филологический факультет МГУ (отделение русского языка и литературы), вышла замуж за итальянца, живёт в Риме и помогает некоторым жителям «вечного города» изучать наш великий русский язык.
Вот так отразился филфак в жизни моей семьи.
Непраздные рассуждения непостороннего
Владимир Ионов
Славно, что пять лет назад вышла книга наших воспоминаний, посвященная пяти годам, отставшим от нас на пять десятилетий. Ну, что же, пять – неплохое число. Мне, правда, не приходилось останавливаться в пятизвездочных отелях, но пятерки в зачетке когда-то гарантировали возможность отметить получение стипендии бутылкой коньяка, хоть и не с пятью звездочками, или, на худой конец, портвейном с тремя семерками.
В этой книге, которая мила нашим сердцам уже самим фактом своего появления, мы избегали острых углов. И правильно делали. Предыдущее десятилетие, «лихие» девяностые, конечно, стало для некоторых Клондайком, но так резко размежевало российское общество! В пятидесятые этого не было. Никто не придавал особого значения тому, кто твои родители. Не существовало понятия «элита» в его нынешнем облике, довольно неприглядном. Все мы были на равных, и поэтому наши души были открыты, наши сердца легко воспламенялись и братскими, и более нежными чувствами. Как и положено тому возрасту. И не случайно большинство из нас, независимо от того, сложилась ли его жизнь так, как ему хотелось, или не сложилась, видят то время немного в голубом и розовом свете (слава Богу, для нас тогда не существовало другого значения этих слов).
В первый месяц четвертого курса я написал:
За отдернутую занавеску
солнце навзничь льется рекой.
Ах, скажите – зачем, на кой
столько солнца и столько блеска!
Ничего не имею против
золотой
