господин кланяется с недовольным выражением на лице, что-то тихо говорит по-французски и снова скрывается за дверью.
– Мой друг Фредерик, композитор! – дама произносит слова благоговейно, словно представляет гостям великого святого. – Уверена, музыку Шопена когда-нибудь будет слушать весь мир… К сожалению, у него слабые лёгкие. Мы приехали сюда укрепить его здоровье чистым горным воздухом. Кто бы мог подумать, что осень окажется такой ненастной…
– Она абсолютно нормальная! – Каталина чуть не плачет, умоляя отца смягчиться. – Я же видела: одевается как все женщины. И дети у неё славные… Что нам за дело до её отношений с молодым господином? Может быть, и нет между ними никакой греховной связи. Может, она заботиться о своём больном друге как мать… Нельзя отказывать им в пище!
– Только попробуй ослушаться! Проповедь падре была строгой, и он запретил всем – слышишь меня? всем! – фермерам продавать этим безбожникам свой товар, и я не продам. Они уедут, а нам здесь жить. Не хочу, чтобы соседи и семья твоего жениха отвернулись от нас… Вчера святой отец видел, как она расхаживала по монастырю, переодетая в мужчину и с папиросой в зубах! Кроме того, поговаривают, болезнь её любовника заразна… Всё, разговор окончен! Ни за какие деньги не продам даже крошки со стола, и ты больше никогда не будешь с ними видиться!
Дубовая дверь гулко захлопывается за Пьетро, словно ставит в споре точку.
…Звуки музыки Каталина слышит ещё на подходе к монастырю.
Девушка опускает на тропу тайком собранную корзину с едой (немного мяса и хлеба удалось стащить с кухни, когда вышла мать) и прислушивается. Нежная мелодия звучит негромко, но отчётливо, тревожа юное сердце. Каталина подхватывает ношу и прибавляет шаг…
Она стоит под окном, прижимаясь спиной к холодной каменной стене, не в силах шевельнуться. Душа Каталины волнуется, божественная музыка поднимает её вверх, несёт над горами, над тучами – к солнцу, согревает и переполняет счастьем…
– Милая, ты совершенно вымокла! Так можно простудиться. Пойдём скорее в дом!
Каталина открывает глаза.
Перед ней стоит француженка в мужских кожаных штанах, куртке с поясом и широкополой шляпе, с которой капает вода; высокие сапоги доверху покрывает мокрая грязь. Усталое лицо мадам бледно.
– Я обошла три фермы и только на самой дальней согласились продать нам продукты. Что случилось с крестьянами? Чем мы их прогневали, не понимаю…
Они входят в дом, музыка умолкает.
…Огонь в камине бросает тревожный отсвет на лица. Господин Фредерик дремлет в кресле под тёплым пледом. Мадам Аврора задумчиво курит, стряхивая пепел в бронзовую тарелку.
– Говоришь, им не нравится, как мы живём… Ах, Каталина, я не бросаю вызов, нет, просто уверена: женщина тоже имеет право на счастливую жизнь и никто – ни родители, ни церковь, ни государство – не смеют отнимать у неё это право. Посмотри, как трудно ходить по горам в длинной юбке. Подол намокает, цепляется за колючки… Мужчинам
