Юджину пришлось дать ему быстрый урок, который сопровождался презрительным хмыканьем Фукса. Паркер смотрел и ничего не говорил. Джулиан знал, оказалось, немалое количество чисто гитарных оборотов и трюков, и перебирал струны неплохо. После примерно десяти минут ошибок и нереализованных амбиций, он понял, как именно следует играть то, что хотел играть Юджин. Опус сыграли четыре раза, а затем Юджин объявил пятиминутный перерыв. Джулиан выключил усилитель и стал тренироваться тихо в углу, прислушиваясь к струнам. Юджин развлекался, играя немецкую песенку тридцатых годов двадцатого века. В его дневнике комментарии по поводу немецкой музыки той эпохи нестандартны и слегка бестактны по отношению ко многим.
В конце концов Джулиан перестал бренчать и начал слушать. Паркер тоже, вроде бы, прислушивался к тому, что играет Юджин. Фукс ерзал и ерзал на своем стуле.
Четыре часа спустя свежесозданная группа проголосовала за поход в реднековый6 бар напротив. У Юджина вечером был ангажемент, и долго он торчать в баре не собирался.
– Ангажемент? Думаю, что не захочешь, чтобы я составил тебе компанию, – предположил Джулиан, ухмыляясь в свое пиво.
– Одного раза мне хватило, – сказал Юджин.
– Эй, – Фукс повернулся к Джулиану. – Уши у тебя смешные очень, мужик.
И в самом деле уши у Джулиана были маленькие и чуть вогнутые.
– Ты мой хуй не видел, – сказал Джулиан.
Немыслимое свершилось – Паркер засмеялся. Юджин не знал, что Паркер умеет смеяться. Смех его звучал искренне и приятно, почти музыкально.
Фукс надулся и слез со стула. Джулиан положил руку на плечо Фукса и без усилий водворил его обратно на стул.
– А ну-ка я тебе кое-что скажу, дружок, – сказал он медленно и ровно, и театральные ноты исчезли из его голоса, а калифорнийский его акцент вдруг проявился очень отчетливо – и слегка зловеще. – Слушай, чадо. Хорошо? Будешь слушать? Слушай. Я, может, не великий гитарист. Может, я вообще не гитарист. Но, видишь ли, это в данный момент не важно.
– Ай! – запротестовал Фукс, потирая плечо. – Ты держи свои руки при себе, мужик.
– Спроси меня, почему это не важно.
– Ай … блядь … Хорошо. Почему? Ай!
– Потому что, – сказал Джулиан веско, усиливая хватку на плече Фукса, – Юджин не просто ведет шоу, Юджин и есть – шоу.
Он выдержал паузу, чтобы до Фукса дошло. И не только до Фукса.
В этом рыжем что-то было, больше, чем казалось на первый взгляд. Хвалил ли он Юджина в этот момент, или просто льстил ему – какая разница. Юджина не часто хвалили, и льстили ему тоже не часто, особенно в собственном его окружении, за одним исключением, а она слишком молода и глупа, чтобы воспринимать ее всерьез.
Совершенно не важно, объяснил Джулиан, станут ли в результате напряженной тренировки и упрямого стремления к совершенствованию – станут ли Фукс и он, Джулиан, достаточно умелыми, чтобы производить впечатление. Не имеет значения, насколько духовно удовлетворительны и общественно полезны будут
От redneck, красная шея – самодовольный неотесаный белый жлоб из простонародья.
