все-таки еще пощупал траву тут и там. Когда фары приблизились, он вскочил, кинулся бежать, и скрылся в темноте.
Малком одет был по парадному, как всегда. Запарковав машину на въезде, он медленно, с достоинством из нее вышел. Он не видел Джейсона. Зиния вдохнула облегченно.
Малком – душка. Он был все, о чем мечтали родители Зинии – в противовес Джейсону, бывшему постоянному мальчику Зинии в школе и известному хулигану, и Юджину, безденежному представителю богемы с плохим характером. Помимо них, в жизни Зинии был только один мужчина – профессор биологии в ее колледже, абсурдно тощий, сутулый, очкастый белый, старше Зинии на двадцать лет, который очень смешно шутил и к Зинии относился со смесью виноватой нежности и почти отеческой благосклонностьи, пока отец Зинии, тоже биолог, тоже профессор, учивший в свое время мать Зинии, не поговорил с коллегой, после чего отношения профессора и Зинии распались. Касательно же Юджина – мать Зинии, обычно робкая и бессловесная, проявила неожиданную непреклонность. «С ним ты будешь жить в крысиных дырах всю свою жизнь» – объяснила она. «Не потому, что он музыкант. Мало ли на свете музыкантов – и некоторые очень неплохо зарабатывают. Нет, дело в его отношении к людям, к жизни. Он думает только о себе и о своей музыке. Он-то как раз и не хочет ни покоя, ни комфорта, и ему наплевать, нужен ли тебе покой и комфорт, или нет. Все это очень романтично, а только в один прекрасный день окажется, что тебе нужно где-то жить, особенно если детей заведешь, и будет негде».
А вот Малком был другой. Он работал на брокерскую фирму. Заработная плата его превышала в три или четыре раза среднестатистическую американскую заработную плату. В свободное время он был активист, а в глазах родителей Зинии это означало, что он не проводил время в злачных барах, растрачивая семейный бюджет и путаясь с женщинами легкого поведения. Единственный недостаток Малкома – Зинии он не очень нравился.
На прикроватном столике стояла фотография Юджина. Один раз она исчезла. Случилось это три месяца назад. Зиния дала своим родителям девятнадцать минут, чтобы сохранить лицо, и еще одну минуту, чтобы вернуть фотографию на место, а то она подожжет дом. Она вышла покурить. Они вернули фотографию на место.
А теперь Зиния пошла вниз, поморщилась, посмотрев на родителей, сказала Малкому «Привет!», и направилась к выходу.
– Сейчас вернусь, – сказала она.
– Пожалуйста, – сказала ее мать Малкому. – Позволь мне поухаживать за тобой. Давай пальто.
– Выпьешь? – предложил отец.
– Нет, спасибо, – ответил Малком, глядя через плечо. – А … что случилось? Она чем-то расстроена?
– Да нет, ничего особенного, – сказала мать Зинии, пристраивая пальто Малкома на вешалку. – Она иногда выходит покурить. Мы делаем вид, что не знаем.
Она подмигнула Малкому заговорщически.
– Плохая привычка. Она слишком молодая, – сказал убежденно Малком.
– Ну, что делать, дорогой мой, – мать Зинии взяла его за локоть. – Ей скоро двадцать. Это ее право. Вот пить она не может – закон есть. А курить может.
Малком в своем дорогом деловом костюме выглядел очень впечатляюще,
