«Вижу, ты счастливица», – произнесла я не без некоторой зависти. «Ещё какая, – как-то криво улыбнулась она. – Пойдём, посидим где-нибудь, поболтаем. А то эти музыканты всю душу вымотали».
Мы пришли в дорогущий ресторан, что располагался на первом этаже гостиницы. Я, было, запротестовала, но Наташа сказала, что угощает. Мы вошли в залитый светом огромный зал. Белые скатерти, блеск бокалов – всё ждало посетителей. Мы были одни из первых. Молодой человек в бабочке подошёл и сказал: «Всё заказано. Но для Вас, Наталья Владимировна, я найду столик». Нас проводили в самый конец зала, туда, где стоял белый рояль. «Выбирай, не стесняйся». Глядя в меню, я ничего не поняла, кроме того, что это очень дорого. Наташа заказала сама. Пока мы ждали, она стала расспрашивать, где я и что я.
«Ну, со мной всё понятно – я как все, а ты где работаешь, или муж у тебя крутой, что в такой шубе ходишь?»
Ничего другого я предположить не могла, потому что знала, в какой нищете она выросла: отец конченый алкоголик, трое детей в семье, все – вечно голодные, плохо одеты. Мать на школьных собраниях плакала, когда родители собирали на ремонт класса или поход в театр. И за Наташу платила учительница Елена Семёновна.
«Мужа у меня нет, развелись. Сына рощу, младшим братьям помогаю». «Ну а деньги-то откуда?» – не унималась я, поедая сёмгу с серым рисом и апельсинами под непроизносимым соусом. Наташа закурила: «Долгая история, да и нужно оно тебе?» «Расскажи, Наташ». И она рассказала.
«Ты помнишь, как мы жили. Отец вечно пил. Придёт, выгребет последнее и пропадёт на неделю. Но мать не возникала, потому что бил он её крепко. Сама она могла днями не есть, а нас водила к старенькой тёте Глаше. Глафира Петровна, Царство ей Небесное, была вдовой военного, детей у её не было, а еды всегда валом. Ей нравилось нас кормить. Посадит, бывало всех за стол, «Покажите руки», – говорит строго. У кого грязные, отправляла мыть. Я была её любимицей. Она меня на пианино играть учила. Да что там говорить, мы с братьями практически жили у неё. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, тёти Глаши не стало. Хлебнули мы тогда по полной. А девчонки в классе, помню, на дискотеку собираются, обсуждают, кто что наденет. Меня зовут, а мне и одеть-то нечего. А страсть как хотелось на дискотеку. Иду как-то из школы, подходит ко мне хачик какой-то знакомиться. В кафе позвал. А я и пошла. Есть хотелось. Повёл он меня в пельменную, ну, на углу тогда была, помнишь? Накормил. Предложил вечером встретиться. Братья от отца на улице прятались, а мне дома его тоже видеть не очень хотелось (он работу тогда совсем бросил – какой из него таксист, сама понимаешь). Вечером этот Карим домой меня к себе повёл, кормил фруктами, шампанским поил. Я опьянела в дрова. Часа в два ночи он отвёз меня домой, в дверь позвонил и матери в руки отдал. Наутро, думала, на меня орать будут. Нет. Выхожу на кухню, мать блины жарит, говорит, садись, мол, дочь, поешь, ребята поели и в школу ушли. А я, говорит, тебя не стала будить, чтобы ты выспалась. Сметану мне накладывает, а сама в глаза не смотрит. Я потом узнала, что тот (мой первый
