женщиной. И то, что она его сестра ничего не меняло в его чувствах. Уже подходя к дверям лавки, Абрам вспомнил, мимоходом слышанное от знакомого жреца, будто бы браки между родственниками гневают богов. Но Абрам, зайдя в лавку, на ощупь зажег масляный светильник и оглядев идолов, стоявших стройными рядами на полках, презрительно усмехнулся, – он не верил в богов. Разве могут эти хоть и красивые, но мертвые статуэтки гневаться? Так чего же ему бояться? Страшнее кары богов, могло быть решение самой Сарах не продолжать отношений, но Абрам старался об этом не думать.
Уже собираясь выходить из лавки во внутренний дворик, Абрам уловил странный запах. Принюхавшись, он подошел к прилавку и выставил на него тарелку, завернутую в ткань, от которой и несло нестерпимой гнилью. Абрам совсем забыл о приношении Камелии. Оно на беду состояло из скоропортящихся продуктов. Абрам снова взглянул на богов, выставленных его отцом вчера на продажу и растянул губы в озорной ухмылке:
– Ну что же, всемогущие небожители, – громко обратился он к пантеону идолов, бесстрастно взиравших на него с высоты полок, – придется на этот раз вам довольствоваться прокисшими харчами госпожи Камелии. Вы же всемогущи, как говорят. Почему бы вам не благословить испорченный ее дар так, чтобы он снова не стал аппетитно благоухать?!
Сказав это, Абрам, развернул тарелку с прокисшей и уже успевшей покрыться плесенью чечевичной похлебкой, и с силой швырнул его в статуэтки. Тарелка, расплескав на лету все свое содержимое, ударилась в богов, повалив большую часть из них на пол. Наступила полная тишина. Пламя в светильнике, отчаянно трепыхнувшись, чуть не погасло, на мгновение разметав причудливые тени по лавке. Абрам в начале озадаченно всматривался в разбитых идолов под ногами, словно ожидая ярости и суда за собственное святотатство, но затем, видя, что ничего не происходит, только покачал головой:
– Я так и знал, – тихо произнес он, – вы действительно мертвы, боги Сенаара. Иначе уже давно бы превратили меня в пыль.
Абрам достал из-под лавки мех с дорогим крепким вином, украденным на прошлой неделе из отцовских запасов, и жадно припал к горлышку. Обжигающая волна ударила в грудь, затем в живот, а потом медленно растеклась по всему телу. Напряжение последних дней стало потихоньку спадать, и Абрам, расслабившись, сел на пол рядом с обломками божественных статуэток и, облокотившись о стену, неожиданно для самого себя задремал. Он видел, как Некто вошел в лавку с метлой в руке и, не сказав не слова, стал выметать глиняные осколки на улицу. Абрам во все глаза смотрел на Незнакомца, силясь что-то сказать, но чья-то сильная воля не позволяла разомкнуть губ. Когда Некто закончил свою работу, он обернулся к Абраму. Его лицо показалось знакомым. Абрам пытался вспомнить, где он видеть странного гостя, но память отказывалась служить ему. Его тело окоченело, он не чувствовал ни рук, ни ног. Только
