– когда внезапные свежие воспоминания об убитых и выпотрошенных людях считаются с точки зрения медицины признаком выздоровления.
Вот что воображает «Во плоти». А еще он представляет контролируемую правительством реинтеграцию восстанавливающихся живых мертвецов («Синдром частичной смерти» – вот политически корректный термин; в довесок к нему прилагаются веселенькие буклеты, помогающие родне контролировать переход). Контактные линзы и грим, делающие частично умерших более терпимыми для общества, в котором они когда-то жили. Терапевтические сессии, на которых ошеломительное чувство вины из-за недавно вспомненных убийств и каннибализма перемежается с вызывающим самооправданием: «Мы должны были делать это, чтобы выжить. Они вышибали нам мозги не задумываясь – они защищали человечество! Им достаются медали, а нам – медикаменты…» Гипертрофированные патрули Соседского дозора, которые никогда не позволят вам забыть, что, как бы ни походили эти создания на людей сейчас, всего пары пропущенных уколов хватит, чтобы они снова обратились в прожорливых монстров прямо в сердце нашей общины…
Какая там задача у научной фантастики? Ах да: исследовать социальные эффекты научных и технологических перемен. Слишком большая часть НФ избирает подход в духе Гранд-тура по Парку аттракционов, предлагая восхитительный парад чудес и прогнозов, подобный какому-то футуристическому фрик-шоу. Требуется сериал вроде «Во плоти», чтобы напомнить нам, что технология – лишь половина уравнения, что молекулярный состав молотка или частота вращения бензопилы сами по себе представляют ограниченный интерес. Наша задача не выполнена, пока молоток не ударит в мясо.
«Во плоти» тычет вам этим ударом в лицо. А мне в лицо тычет моей собственной бездарностью.
Видите ли, в «Эхопраксии» тоже довольно много зомби. Они появляются в самом начале романа, в орегонской пустыне; по ходу сюжета различные действующие лица сталкиваются с зомби-аспектами в своем поведении. В «Эхопраксии» зомби бывают двух разновидностей: стандартные вирусные, сеющие панику и анархию, и более продвинутые, созданные хирургически, которых военные используют в операциях с большим количеством жертв, операциях, где самосознание может послужить помехой. Обеим разновидностям достается экранное время; обе подсвечивают философские вопросы, ставящие под сомнение само определение того, что значит быть человеком.
Ни та ни другая почти не пытаются ответить на вопросы типа «Как жить с чувством вины?» или «Как справиться с диссонансом, когда ты становишься местным героем, методично истребляя бешеных зомби, а потом твой сын возвращается из Афганистана частично умершим и с лицом, полным медицинских скрепок?».
«Во плоти» делает многое из того, что сделал я в своем романе. Он даже представляет псевдонаучное объяснение, почему зомби так тянет к мозгам: жертвы СЧС теряют способность создавать «гиальные» клетки в мозгу и поэтому должны поглощать чужие, чтобы восполнить их недостаток. (Я не уверен, случайная это ошибка
