я видел весь мировой океан, все связанные им моря – от радужных рифов жарких стран до тёмных, монохромных ледяных лабиринтов севера, – он понизил голос, выразительно разведя руки. – Я концентрировался и заставлял себя представлять шипящий звук, с которым, по моей задумке, должен был погаснуть истязающий меня в снах огонь.
В какой-то момент я поймал себя на новом состоянии, опять чужеродном моему привычному мышлению, но гармоничном. Такое уже происходило, правда, в глубоком детстве, когда, балуясь, мы надолго задерживали дыхание, пока не закружится голова и не потемнеет в глазах. Тогда, сделав вдох и начав снова ощущать свои конечности, которые тут же начинало колоть тысячами мелких иголочек, мы вдруг, будто в первый раз, вступали в мир. Сознание заново обнаруживало собственное дыхание, тело, окружающую атмосферу, но главное – осознавалась абсолютная абсурдность всего остального: слов, ссор, зависти, желаний и обид. Через сколько-то вдохов это состояние всегда проходило, но воспоминание о нём почему-то осталось на всю жизнь.
Покачиваясь в еле заметных подводных течениях, я вдруг остро понял полную бессмысленность суеты, неважность статусов, вычурности и прочей шелухи. Это состояние было таким настоящим, что смутило и слегка напугало меня.
Я почувствовал на себе чей-то взгляд и открыл глаза.
Прямо перед моим носом на уровне маски замер морской конёк, в профиль, сканируя меня мутным глазом. Я вздрогнул, и конёк лениво и как-то неуклюже поплыл прочь. Я немного проводил его взглядом, и вот тут-то меня внезапно охватило волной – такой же сильной, как волны океанического шторма, и такой же неотвратимой. Пропал коралловый риф, пропали его разноцветные жители, пропал океан. Передо мной была широкая степь, с танцующими ковылями и невероятным лазурным небом, а в том месте, где мгновенье назад был морской конёк, мчался стремительный, грациозный табун лошадей. Могучие мышцы перекатывались под гладкой шерстью на подсвеченных восходящим солнцем конских спинах. Я каким-то неведомым образом физически ощущал наполнивший просторы несмолкающий ветер и даже уловил позабытый хмельной запах полыни. Видение было настолько плотным, что когда подплыл инструктор и тронул меня за плечо, картина степи и табуна продолжала стоять перед моим взором, накладываясь на пейзаж морского дна. Окончательно видение отступило только на поверхности.
В общем, опыт оказался впечатляющим, хотя он и здорово меня озадачил. Не помню, о чём говорил с инструктором и другим участниками, когда поднялся в лодку.
Основная цель была достигнута – на какое-то время просторы сознания, если можно так выразиться, вышли далеко за пределы всех мерок, к которым я привык. Заботиться о прошлых сложностях не хотелось, да я бы и не смог, потому просто позволил покою наполнить меня. Безусловно, с каждым днём интенсивность озарения становилась всё меньше, но доступ к воспоминаниям о них остался со мной. Сны в это время меня не тревожили.
К сожалению, нас подвели партнёры с материка.
