магазинных огурцов с хлебом и лег спать. Ночью вскрикивал петух, но уставший с дороги Балыков, не просыпался, а только ругался. В половине пятого методично заквохтали куры, около восьми бряцнул пару раз медный колокольчик, окончательно разбудивший Андрея. За стеной звали:
– На завтрак! На завтрак!
Балыков вышел из номера и нашел столовую. За накрытыми клеенкой столами сидели просветленные, сходившие к утренней службе паломники. Две шустрые молодые послушницы споро метали на длинную столешницу белые фаянсовые тарелки с рисовой кашей, а паломники передавали их по кругу. Балыков сел с краю, и тут же его потеснила грузная дама в фетровой шляпе. От дамы пахло потом и резкими духами. Балыков поморщился, но решил потерпеть.
Когда кашу раздали, монашки стали весело наливать морс.
– Обещали же яичницу, – недовольно сказал Андрей, и окружающие его паломники посмотрели на него осуждающие.
– Бог яиц не послал, – отрывисто сказала одна послушница с веснушками на носу. У нее было удивительно милое и открытое лицо, только платок она завязывала по-дурацки, за ушами.
За столом зашумели, весело отшучиваясь, застучали ложками. Андрей смотрел на девушку – вряд ли ей было больше двадцати лет.
– Скажите, давно вы в монастыре? Такая красивая – и в монастыре? – спросил он, зная, что нарушает правила приличия.
Послушница строго посмотрела на него и сказала без тени улыбки.
– Я в послушании два года. А с чего вы решили, что богу должны служить только уроды и немощные?
Этим ответом она поставила Балыкова в тупик, он хмыкнул одобрительно и вернулся к каше. Послушницы разлили морс и убрали тарелки.
Балыков вышел из-за стола и вернулся в комнату. В непонятном смятении он прикидывал, как убить время до встречи с Павлом. Они договорились увидеться в пятнадцать часов, когда в канцелярии закончатся приемные часы. Павел служил при ней, занимался просветительской деятельностью в лектории, издавал брошюры. Соскучившись по брату и наставнику, Балыков раза три в год приезжал к нему. Бескорыстная любовь Павла и его способность слушать были незаменимы. Павел в монашестве носил имя Иллариона, что ему очень шло. Он и внешне очень походил на своего небесного покровителя, Архиепископа Верейского Иллариона, соловецкого узника, похороненного на Новодевичьем кладбище у Московской заставы. Светлое лицо, прямой нос, мудрые без единой хитринки глаза. Был он веселым и добродушным, как само греческое имя, носимое им.
Считавший себя неудачником и бестолочью, Андрей нуждался в брате, как в щите от невзгод, уповал на то, что тот толкнет его с перепутья в нужную сторону и непутевая жизнь покатится по новой, удачливой колее. С тем и приехал, томился в ожидании разговора, не зная, как и с чего он начнет.
После завтрака Балыков решил пройтись по Задонску, спуститься к Тешевке. В очередной раз удивившись тому, как мирно в Задонске уживаются трехметровый Ленин с указующим перстом и многочисленные
