менестреля, потерявшего все в своей жизни…
– Личи, остановись! – Гефар попытался воззвать к его разуму и отобрать гитару. Но дракон был и выше, и сильнее, потому попросту не отдал. – Ну не надо тебе этого, я тебя не первый год знаю.
Дракончик отвернулся от хозяина, который, впрочем, уже махнул на него рукой, и начал наигрывать вступление.
– Солнышко, не надо, она грустная… – попросила Лани, но безуспешно.
В этот момент в помещение зашли Евандели́на Шенлер с какой-то девушкой, по форме – работницей ресторана. Другая, не та, что была остановлена Личи. Но как и когда она умудрилась прошмыгнуть мимо нас, я решительно не знала.
– Все? Пошел в разнос? – уточнила Ева философски. – Личи, а может не надо?
Тот даже перестал играть.
– Ты все-таки?.. – он осуждающе взглянул на Гефара. Хозяин ухмыльнулся.
– А ты думал, я пошлю одну и у тебя на виду? Я же тоже не дурак.
– А-ах. Какой же ты все-таки гнусный человек, – с невеселой улыбкой проговорил Личи. – Я это запомню, в следующий раз черта с два ты меня так поймаешь… И это меня не остановит.
– Отец скоро будет здесь, – сообщила Ева.
Личи нахмурился.
– Вот и чудно, – бросил он прохладно. – Я как раз успею.
Он лирично провел по струнам и негромко, грустно запел.
– Ты одна меня поймешь, моя гитара,
Ты одна готова боль делить со мной,
Ты одна стерпеть готова гарь пожара
И заполнить мое сердце тишиной, – Личи медленно проводил по струнам, словно обрамляя пение нежным звуком аккордов.
– Я молю тебя, не оставляй попыток,
Твои струны моим пальцам, что шелка,
И верь, песня не останется забытой,
До тех пор, пока сжимает гриф рука, – на последних словах игра перешла в медленный негромкий перебор.
– Я спою тебе про дом, моя гитара,
Дом оставленный и преданный любя,
Там, где ждали и любовь, и снов подарок,
Где открыты были двери для тебя.
Но оставят мои руки его стены,
И в дороге я забуду путь домой…
Все проходит, ничего здесь не нетленно,
Я останусь только с богом и собой.
Я спою тебе про моря теплый берег
И про волны, что играют на песке.
Край лазоревый, как жаль, что я неверен
Оказался твоей ласковой руке…
Я хотел бы обратиться белой птицей
И лететь к тебе навстречу, отчий край,
Только ветер на меня поныне злится,
Крылья рвет и вновь бросает за причал.
Я бы спел и про любовь, моя гитара, – вновь непритворная горечь чуть исказила его лицо,
– Только чувства оказались неверны.
Та что сердце мне зажгла, его украла,
Отравив воспоминания и сны.
И,
