Прямо на песке! А не чесать ей по ушам, какой он умный. Идиот!
Приехав в бухточку «Окунёвая», они обнаружили, что и там уже валялось по пляжу несколько пар отдыхающих. Но не так много, как в более роскошной и длинной бухте «Триозёрье». Берег более скромной бухточки почти весь был завален огромными белёсыми валунами, по которым уже с энтузиазмом карабкались отдыхающие, прыгая с одного валуна на другой. Как дикие козлята.
– Делать им нечего, – усмехнулся Банан, глядя на отдыхающих и пересчитал их всех, – нет бы сексом заняться.
И выбрав на небольшой возвышенности в тени себе небольшую полянку метров пять в диаметре, разбили палатку. Искупались и сразу же занялись сексом. Воплощая в реальности то, что она делала с Ахиллом. Но уже – днём!
Так что даже в тени высоких деревьев в палатке стало так невыносимо жарко, что они уже через пять минут интенсивного тренинга чуть не умерли от жары, выползли из палатки, кинули на траву покрывало, испили родниковой воды из вбитой в откос трубы, и продолжили тренировку. Не щадя себя!
Банан старался закрывать Елену собой, чтобы её обнаженная фигура не так бросалась отдыхающим в глаза. И они его больше не укоряли, рассматривая обнаженное тело Елены своими придирчивыми взглядами.
(Рекламный ролик)
Но те уже и не думали его укорять. Первые пять минут они всё ходили по песчаному берегу в двадцати шагах от них и только хихикали. Закрывая рот рукой, когда Банан строго на них оглядывался, и быстро шли прочь. Но ещё минут через десять, когда наконец-то сработал «эффект сотой обезьяны», отдыхающие дружно поняли, что происходит нечто непонятное. Для обезьян. Очевидное, но невероятное! Подрывая на корню их неугасимую жажду казаться «нормальными» в глазах стаи.
Но дома на кухне, пока их никто не видит, так и продолжая хлестать мужа пощёчинами упрёков. Пока тот ест. Чтобы ему ком не лез в горло. Подонку! До тех пор, пока её муж не ответит ей тем же. Но уже – физически. Не из-за того, что у него не нашлось других, более весомых аргументов в споре, а чтобы жена тут же обиженно выбежала из дома в одних тапочках. На пару дней к матери. Как в прошлый раз. И хотя бы эти два дня можно было спокойно полежать и посмотреть телевизор. Пока в холодильнике не закончится еда, а он опять не захочет секса. И инстинктивно пойдёт на мировую. В дом напротив. Точнее, к противной тёще. Чтобы снова выслушать то, что он подонок. И уже подумать над тем, бить ли тёщу. А не как в тот раз, когда ему пришлось убегать от тестя. В одном тапочке.
У обывателей свои верования – стереотипы поведения и восприятия, у богов свои – их отсутствие. Как сказал поэт: «Мы говорим на разных языках, я – логики, вы – «ох!» И «ах!»
Озадачившись, отдыхающие каким-то непостижимым образом обсудили это между собой и легли загорать, постелив свои покрывала прямо напротив них. И стали, в полголоса, обмениваться мнениями по поводу происходившего. Прямо у них на глазах. Удивляясь уже лишь тому, почему же они всё никак не заканчивают и не заканчивают. Это безобразие!
Ну, не мог же он написать у себя на спине во всю длину толстым синим маркером:
