пальцем перед моим носом:
– А-а, хорошенькая малышка, которая бежит от гитлеровцев? Это и есть Мелани Лоран? Так, говоришь, девушка, которая ходит в твою киношку, похожа на Мелани Лоран?
– Не похожа, а того же типа, – уточнил я.
Робер грузно отодвинулся от стола вместе с субтильным стульчиком, явно не рассчитанным на таких гигантов, как мой друг, и долго качал головой.
– Ох, парень! Нет, ну просто не укладывается в голове, каким же ты иногда бываешь олухом, – заявил он наконец со свойственной ему прямотой, которая разом отрезвляет и, по моему мнению, является бесценным качеством Робера.
Я не возражал и приготовился смиренно выслушать его наставления, – в конце концов, я же сам захотел получить совет. Но когда мой друг, как у него водится, приступил: «Это же в точности как…» – и принялся забавляться какими-то аксиомами из области астрофизики, а затем вдруг самым удивительным образом перескочил на константу Хаббла, шут ее знает, что это такое, я перестал что-либо понимать, и мои мысли унеслись далеко.
Упоминал ли я уже, что сам отношусь к типу людей замкнутых? Сразу же уточним: замкнутых, но не скучных. Как раз наоборот – у меня очень богатая внутренняя жизнь и не менее богатая фантазия. В конце концов, если мужчина сразу же не тащит в постель женщину, которая ему понравилась, это еще не повод считать его шляпой.
В отличие от многих и многих удальцов, идущих напролом, я кое-что вижу. Нет, конечно, не в том смысле, что я провидец. Может быть, я за свою жизнь просто чересчур насмотрелся фильмов, однако, став хозяином «Синема парадиз», я вскоре заметил, что мне доставляет большое удовольствие наблюдать за людьми и разгадывать их тайны. И бывает даже, я ни о чем таком не думаю, а истории появляются откуда-то сами собой, вроде как к иным людям привязываются собаки.
Некоторые зрители однажды мелькнут и больше не показываются, другие, постоянные посетители «Синема парадиз», – этих я, кажется, уже знаю. Я не очень-то разговорчив, это верно, но зато много чего вижу. Я продаю билеты, и передо мной проходят лица. Открываются истории. Тайны.
Вот высокий старик, он ходит обычно в светло-коричневом пиджаке, сильно поредевшие волосы небрежно зачесаны со лба. Он не пропустил еще ни одного фильма Бунюэля, Карлоса Саура или Клода Соте. Мне кажется, в юности этот человек увлекался коммунистическими идеями, потом занимался наукой, стал профессором. В его светлых глазах, поблескивающих из-под кустистых серебряных бровей, светится незаурядный ум. Он всегда носит ослепительно-синие рубашки, а старый вельветовый пиджак уже изрядно пообтерся на обшлагах. Я уверен, что «профессор» – вдовец, один из немногих в своем поколении мужчин, переживших жен. Наверняка старик очень любил свою спутницу жизни. У него открытое, приветливое лицо. Выйдя из зала после окончания сеанса, он всегда останавливается в фойе, ненадолго, буквально на миг, – как будто надеется кого-то увидеть, потом, пожав плечами, уходит.
Или вот
