входом, а пошли направо. Одинаковые окна с маленькими балкончиками, на один из которых, видимо, и выходил Ашенбах, были закрыты ставнями. Бок отеля имел высокие, в три этажа, глухие проемы – как раз там, где была выставка.
Света ненадолго отлучилась. Ната, задирая голову, тихо обходила громаду, несколько подавленная увиденным. Жизнеспособное, реанимированное основание отеля высилось безжизненными этажами, гниющими у всех на виду. Вокруг отеля буйствовала южная растительность, и Ната испуганно оглянулась. Ей показалось, кто-то смотрит на нее сквозь листву. Где Света? Стараясь не поддаваться панике, она вышла на лужайку с высокой травой и стала разглядывать противоположный главному вид.
Каменная кладка в один этаж, мощная балюстрада смотровой площадки, каменные вазы, колонны. Кто-то настойчиво буравит взглядом между лопатками. Что ему надо? Обернуться страшно. Может, это Света из укромного места? Позвать бы ее, но голос прилип к горлу. И снова из кино: «Мы зарезервировали для вас лучший номер… Неужели вы действительно верите в красоту как в результат работы?» Она и не предполагала в себе такую память на цитаты, хотя фильм пересматривала совсем недавно в Москве, до отъезда.
Ната буквально заставила себя пойти, выудив из кармана мобильный, чтобы набрать Свету. Огибая здание и тыкая в кнопки, она приподняла голову и среди желтых махровых цветков раскидистого дерева увидела мелькнувший лакированный проблеск. Дотторе Песте? Не может быть. Откуда он здесь? «Художник подобен охотнику, целящемуся в темноте… Нельзя потрогать душу… Сирокко дует три дня…» Господи, Висконти, замолчи! Ната припустила, руки царапали иглы каких-то кустов.
Чего она боится? Или кого? Зажатый в руке мобильный бесполезно кричал Светиным голосом. Ната забыла, что отключила звук. Эта сторона здания была заросшей, старый сад подступал к стене, и в рябящих просветах ветвей ей чудился настигающий ее белый клюв. Ната почти бежала, от страха прижмурив веки. Вот она выскочила на открытое место перед красной дорожкой. Сердце выскакивало из груди. Светы нет. С моря налетел ветер, сдувая выступившие на лбу капли пота.
Она подняла мобильный, мигающей включенным экраном:
– Ну, ты где? Я кричу-кричу, не отвечаешь. Замерзла, жду у дыры. Пошли.
Ната что-то ответила, глядя на ползущую по красной дорожке газету. Ворошась на ветру картинками карнавала, она замерла на заголовке: «Il Gioco, l’Amore e la Follia. Game, Love and Folly» («Игра, любовь и безумие – тема карнавала – 2020»).
Откуда взялась эта газета?
Ната резко подняла чашку с подставки, и лежащая там горстка изюма, взметнувшись салютом, беспомощно разлетелась по полу. «Господи, вот безрукая, – раздосадовалась Ната. – Или нервничаю?»
Неделя без учебы прошла странно. Учебный отдел Ca’Foscari сыпал письмами, в мягких формулировках вводя запрет на перемещения по стране и за ее пределами. 7 февраля в Риме впервые заболел итальянец, вернувшийся из Китая. Первые случаи
