что их дал ей некий Ван Маар. Я уже не знаю когда. И что в колониях это должно быть в цене. Вот я и пришла к вам узнать, нельзя ли их продать?
– Тебе сама графиня поручила заняться этим?
Кармела опустила свои красивые ресницы. Под здоровым естественным цветом лица краска смущения осталась незамеченной.
– Она их мне подарила, – ответила она вполголоса. – И сказала, что я могу делать с ними все, что захочу, поскольку завещание уже составлено и что это – для меня. Но ведь у нее самой ничего нет. Она снова не может платить по счету. И если ее отсюда выселят, я не знаю, куда она пойдет…
– А почему ты обратилась именно ко мне? – спросил Гарани.
Девушка смутилась еще сильнее:
– Потому что… потому что… вы, вероятно, знаете так много, иначе бы вы не могли столько писать, сколько пишете… Да и к тому же я не доверяю администрации отеля…
Она ведь не могла ответить ему прямо: «Я обращаюсь к вам, потому что вы представляетесь в моих мечтах именно тем мужчиной, с которым я вхожу во дворцы или сажусь в самолеты. У этого мужчины ваше лицо… Потому что я люблю вас, хотя вы об этом и не догадываетесь… Потому что у меня наконец-то появилась возможность поговорить с вами о чем-то другом, кроме как о сдаче ваших вещей в чистку. Я так долго ждала этого момента».
Он встал. Никогда он не казался Кармеле ни таким высоким, как в этот момент, ни таким красивым, когда она увидела очень близко его светлые, чуть удлиненные к вискам глаза, его черные волосы, растущие низко на шее, его широкие худые плечи, расстегнутая рубашка. Измятые задранные брюки приоткрывали худые щиколотки и поношенные ботинки из желтой замши на низком каблуке.
Он потянулся и почти коснулся потолка поднятыми вверх руками.
– Деньги… – сказал он. – Всегда эти дерьмовые деньги… Всегда одно и то же и та же самая одержимость владеть ими… Все только о них и думают…
Подойдя к окну, он толкнул ставни. Над раскаленными крышами воздух дрожал, словно мираж.
Внизу и чуть подальше, в садике на террасе, в тени зеленых ветвей, расцвеченных красными цветами, лежала парочка.
Дрожащим от волнения голосом, словно она произносила ужасно смелые слова, Кармела промолвила:
– У этих людей, там, внизу, счастливый вид.
– Это оттого, что ты видишь их издали, – ответил Гарани.
Она незаметно приблизилась к нему, но он, казалось, не обратил на это никакого внимания. Он размышлял. Все шло не так, как того бы хотелось Кармеле.
Видно, сегодня он не спросит ее ни где она родилась, ни чем любит заниматься в выходные дни. Он, конечно, не обратил внимания на белый воротничок, который она пришила к платью, на то, что она была прекрасно причесана и что брови у нее были аккуратно подровнены. Он вел себя так, словно ее и не существовало; и для нее было хорошо уже то, что он не выставил ее за дверь, и это было все, на что она имела право надеяться. А ведь если бы он взял
