совладать. Акира поднялся, подошел к ней, тактично обогнув лужу рвоты, и протянул стакан воды, однако Нори покачала головой.
– Мне так жаль, – прошептала она, и по ее щекам покатились крупные слезы. – Акира, мне так жаль, что я така-я…
Вряд ли мать, будучи столь вульгарной, удосужилась попросить у Акиры прощения за то, что бросила его и навлекла позор на всю их семью. А посему эта ноша легла на плечи Норико.
Брат снова пожал плечами, глядя на нее.
– Сейко сама принимала решения. Такова жизнь. Мой отец был хорошим человеком и хорошо меня воспитал. По правде говоря, наверное, мне было без нее даже лучше.
– Но я…
– Ты не виновата. Так что тихо.
Нори вытерла глаза.
– Где она?
Казалось удивительным, что вопрос, который снедал ее столь долго, странным образом диктовал ей каждый шаг по этой земле, можно изложить так просто: всего два коротеньких слова.
Акира пожал плечами.
– Не знаю, и мне все равно. Никто ничего о ней не слышал с тех пор, как она высадила тебя на пороге этого дома.
Нори хотела спросить, не думает ли Акира, что их мать умерла. Однако с губ сорвался иной вопрос:
– Ты ее ненавидишь?
Акира закрыл глаза – и на мгновение будто стал старше на много лет.
– Нет. – Он пробежал пальцами сквозь свои взъерошенные волосы. – Не ненавижу. А ты?
Нори невольно нащупала завязанную бантом на шее травянисто-зеленую ленту. В памяти сохранился день, когда она ее получила – как сохранились дни, когда она получила и остальные подарки.
– Нет, – шепнула она.
Хотя на глаза вновь навернулись слезы, Нори их остановила. Они не прольются. Больше ни одна слеза не скатится по ее щекам из-за Сейко Камидзы.
Странно теплые руки Акиры подняли девочку со стула. Она обмякла, и он прижал ее к себе, как неоперившегося птенца, неспособного двигаться самостоятельно. Объятие продлилось долгий миг. Акира еще никогда ее не обнимал.
Нори зажмурилась, слушая биение его сердца. Даже оно казалось мелодичным. Дыхание Акиры было медленным и ровным, оно дарило уверенность в том, что жизнь продолжается.
Краткий миг прошел, Акира ее отпустил.
– Ложись спать, – произнес он. – И не опаздывай завтра на занятие. У нас будет Шуберт.
Нори посмотрела ему вслед и еще долго после того, как он скрылся, видела в темноте призрачный силуэт.
Той ночью она так и не заснула. Лежала в постели, уставившись широко распахнутыми глазами в потолок, и изо всех сил сдерживала слезы. Невидимая стена, отделявшая ее от воспоминаний о прошлом, разрушалась кусочек за кусочком.
Однако Нори по-прежнему не могла разглядеть лицо матери. Она видела только глаза.
И теперь девочка наконец осознала, зачем эта стена была нужна. Не мучить ее, скрывая славные деньки блаженства с матерью, которая ее любила.
