спокойный и настойчивый вопрос мужчины заставил её задуматься. Она не ответила, только уже не потому, что хотела дальше любоваться солнцем, а потому, что не знала.
– Как вас зовут?
– Не знаю! – размышление лишило последней силы, и так едва теплившийся в ней. Глаза стали сами собой закрываться; она зашевелилась, чтобы дремота не мешала думать и почувствовала боль: её нога была туго перевязана и болталась на железном штыре. За прутьями кроватной спинки висел противовес. Доктор вытирал пот со лба. Он хотел спросить ещё что-то, но было поздно – лёгкий обморок перешел в сон.
Антон Семёнович шел по коридору в задумчивости: в его практике это был первый случай, когда очнувшись, пациент не поинтересовался, кто он и где он. Может такая пассивность – особенность реакции психики на пережитый стресс? Но главное, пациентка похоже и не задумалась, кто она и где находится – она разволновалась, только когда он задал вопрос. Мысли Антона Семёновича уже несколько недель крутились около этой странной женщины. Теперь вот ещё и память. И тип, что её нашел со странностями, хотя явно не из бедных. В беседе со следователем он спросил, мог ли Яков нанести удары, уехать, а потом вернуться? Но следователь покачал головой: вряд ли такой сюжет возможен, хотя…
Тогда, в палате, когда Яков смотрел на женщину, доктор пытался прочесть, что же он чувствует, но душа того человека, очерствевшая видимо очень давно, не хотела никого допускать близко.
Она опять проснулась, уже смеркалось. Ей от чего-то стало страшно. Остатки опустошающего холода вдруг оживились в теле и поползли к самому сердцу. Руки и челюсти свело, и из последних сил она закричала. В палату прибежали медсёстры и больные, потом пришёл врач.
Её трясло, руки и ноги окоченели, особенно та нога, что была на растяжке. Она даже плакать не могла. Врач попросил принести успокоительного и горячий чай. Через минуту всё было: женщина держала в руках обжигающую кружку и чувствовала, как страх уходит, растворяется в кружке со сладким горячим питьём. Врач участливо смотрел ей в глаза. Постепенно, понимая его вопрос она ответила:
– Я не знаю. Я ничего не помню, кроме утра. И вас, – кружка задрожала в её руках, и врач понял, что она плачет.
На ночь её укутали в несколько одеял, только тогда она чуть согрелась – вероятно, сказывалось переохлаждение. С ней вообще все было непонятно, поэтому Антону Семеновичу просто необходимо было переговорить с Яковом. Встретились они через несколько дней.
***
Мужчины сидели в небольшом уютном баре-ресторане. Разговор не клеился. Оба были на пределе. Даже водка не расслабляла нервы.
Постепенно становилось всё жарче, люди начинали толпиться уже и у стоек, музыка играла громче – вечер спешными темпами катился к своей кульминации. Опьянение обоих мужчин тоже начинало сказываться, но не через расслабление, а через какой-то хищный инстинкт, как будто в баре сейчас решалась
