кивнул Стас, изучая меню.
Я захотела выбрать напиток с очередным тематическим названием и перелистнула в самый конец меню. А когда оказалась на нужной странице, зацепилась взглядом за словосочетание «Последняя экспедиция», прочла его вслух и впала в незнакомое прежде оцепенение.
– Так говорят о плаванье, из которого уже не возвращаются, – подсказал Стас, заметив, как сильно я сбита с толку.
– Да, я знаю.
В ответ он лишь пожал плечами и вернулся к изучению блюд. Я постаралась сбросить с себя это странное состояние и подозвала официанта.
Когда все заказанное оказалось на нашем столе, я с трудом могла оторвать взгляд не от увиденного. Заказанный в форме морской звезды салат был покрыт гранатовыми зернами и под флуоресцентной лампой казался выложенным из драгоценных переливающихся камней, напоминающих рубины. Поданный в прозрачной тарелке суп с креветками и кальмарами напоминал морскую воду. А десерт "Морские ежи", покрытое карамельными иголками пирожное «картошка», буквально таял во рту.
Все шло хорошо, пока передо мной не поставили заказанный коктейль. Я смотрела на этот красный напиток в стакане с пиратским черепом и не решалась отпить. От накатившей тревоги стало жарко. Предчувствие чего-то плохого сидело под кожей и назойливо зудело. И как я не пыталась отвлечься, общаясь со Стасом, мне с трудом удавалось уловить суть нашего разговора.
– С тобой все нормально? – Он подсел ближе и коснулся моего колена. – Ты какая-то рассеянная.
– Сама не знаю, что со мной. В голове дурацкие мысли.
– Например? Я начинаю переживать. Пожалуйста, расскажи, что происходит.
Я всегда знала, что могу рассказать ему обо всем, что творится внутри. Даже могла поведать о кошмарном сне, снова посетившем меня прошлой ночью. Но разве справедливо портить столь прекрасный вечер своими странными, до одури пугающими, ощущениями? В голове крутился лишь один вопрос: может ли что-то действительно случиться, если я промолчу?
– Все нормально, правда. Это просто стресс, – решив ничего не говорить, я окончательно закрылась в себе. И от этого стало только хуже.
Молчание, бережно хранимое мной весь вечер, не помогло избавиться от навязчивого чувства – оно не исчезло даже дома. Ощущение было таким, словно кто-то играл на скрипке, струны которой заменили на мои нервы. Перед сном мой взгляд снова застыл на приглашении, лежащем на тумбе. И чем дольше я на него смотрела, тем хуже мне становилось.
– Удалось что-то вспомнить? – интересуется украдкой заглянувший в допросную младший следователь.
– Ничего из того, что поможет вам спасти этих людей, – я без конца возвращаюсь к идущей на экране трансляции и не могу перестать дрожать от мысли, что вот-вот случится нечто непоправимое.
– Мне кажется, – начинает он, маленькими шагами направляясь ко мне, – что ваша жизнь разделилась на «до» и «после» и сейчас вам трудно вспомнить о том, что было перед игрой. Гораздо проще зацепиться за пережитое потрясение и за последовавшую
