момент вся связь с внешним миром здесь вполне себе доисторическая – путём передачи через «делегатов связи» «запечатанных пакетов» во время редких прорывов некоторых особенно удачливых миноносцев. Ну и ещё как вариант – джонки китайских контрабандистов. Через неполных три месяца, в ноябре 1904 года, японцы легко прихлопнут и эту последнюю «ниточку».
То есть, в принципе, ответ на вопрос, как я попал сюда, был прост и продуман заранее: привезён контрабандистами за соответствующее вознаграждение. Поверят мне или нет – уже другой вопрос. Хотя почему бы и не поверить? С чего это столь редкого здесь гостя извне будут сразу хватать и тащить в зиндан, как японского шпиона? Хотя как знать, поживём – увидим…
Да, чуть не забыл, прибыл я сюда под именем Андрэ Рейфорта, французского гражданина. Род занятий – le gazetier, то есть, выражаясь современным языком, журналист, причём с военным уклоном. Для окончательного подтверждения этого у меня с собой были прихвачены «рекомендательные письма» от редакций французской газеты Le Figaro (честно сказать, так себе газетка, хоть и выходившая минимум с 1854 года и специализирующаяся в основном на разного рода светских скандалах и сенсациях, но тем не менее могущая в те времена печатать и какую-то условную корреспонденцию с театра военных действий) и российских «Петербургской газеты» (письмо подписано якобы её редактором Н. Худековым), «Финляндской газеты» (подпись редактора И. Баженова) и «Русского инвалида» (письмо подписано её редактором Ф. Макшеевым, аж генерал-майором, профессором Николаевской военной академии Генерального штаба и по совместительству ещё и военным писателем).
По здравому размышлению всё это, конечно, были филькины грамотки, рассчитанные не столько на местных «коллег по цеху» (то есть в Порт-Артуре была газета «Новый край», но при поспешной подготовке к этой заброске я так и не сумел понять, выходила ли она во время осады крепости), сколько на военных в больших чинах. Тем более что французы тогда в числе прочих постоянно рисовали мерзенькие карикатуры на русских (от царя Николая II до среднестатистического казака включительно) по поводу наших неуспехов на полях и морях Русско-японской войны, и как к ним в эту пору относились в Российской империи – отдельный вопрос.
Но тем не менее бумажка из «Русского инвалида» выглядела солидно и могла вполне себе сыграть какую-то роль (всё-таки издание это уважали в военных кругах того времени), особенно в условиях невозможности какой-либо проверки. А в остальном от Порт-Артура до Санкт-Петербурга тогда было почти как от Земли до Марса. Далеко и глухо, как в трюме эскадренного броненосца.
При этом на самый крайний случай у меня было с собой и ещё кое-что весомо-интересное, например второй комплект документов, на имя гражданина Португальской Западной Африки (сейчас это, как легко догадаться, Ангола) дона Эндрю Рабано. Но особо светить этот вариант легенды до поры до времени не следовало.
И кстати, поскольку припёрся я сюда ни с того ни с сего, как тот, известный всем острый
