я заметил. Тебе повезло, что я такой оптимист.
Я подавляю желание парировать и позволяю ему вести меня по коридору. Мы проходим мимо чайных комнат и внутренних двориков. Я запоминаю все, что могу, на случай возможного побега.
Побег. Мое сердце замирает от внезапного мрачного предчувствия. Если я захочу сбежать, мне нужно держаться подальше от людей, которые могут разгадать мои планы.
Таких как Ворон.
Он первый стратег, с которым я столкнулась лицом к лицу за последнее время. Настоящий противник. Кончики моих пальцев покалывает в предвосхищении его попыток испытать меня. Затем они расслабляются. Стратег или нет, но он с Севера. Если он хоть в чем-то похож на свою леди, то может опуститься до пыток. Скольких ногтей я могу лишиться, прежде чем вместе с кровью пролью свое признание?
Успокойся и перестань додумывать. Я дотрагиваюсь до своего веера, пока Ворон продолжает вести меня мимо решетчатых дверей в неосвещенную комнату.
Сначала она кажется пустой. Затем я вижу цитру, блеск ее семи шелковых струн, туго натянутых на продолговатом корпусе, изготовленном из древесины адамового дерева. Одна цитра – нет, две. Поднятые на столики и обращенные друг к другу, как два противоположных берега, а между ними озеро деревянного пола.
Я знаю, как Ворон планирует испытать меня.
Он пересекает комнату и садится за одну из цитр.
Через секунду я делаю то же самое.
– Что-то мне подсказывает, что ты умеешь играть? – спрашивает он, закатывая свои широкие рукава.
– Не сомневайся.
– Что-то не припомню, чтобы видел твою цитру по дороге сюда.
– Она сломана. – В прошлом месяце и правда лопнула струна. Тем не менее оставить ее было упущением, от которого я стараюсь отвлечься. – Жэнь так и не починила ее.
– А, – губы Ворона трогает легкая улыбка, – неудивительно, что ты переметнулась.
Безобидная шутка. Или же нет? Я ненавижу, что не могу рассказать, и ненавижу то, как дерзко это звучит, когда я говорю:
– Вообще-то я знаю, как играть. – Так поступил бы любой уважающий себя стратег. Благодаря дуэтам на цитре заключались перемирия, укреплялись союзы, решались исходы битв. Цзихуа, стратег Династии Ло, однажды сыграл на цитре, чтобы положить конец войне. Моя собственная цитра собирала пыль задолго до того, как порвалась струна. В лагере Жэнь не так уж много людей, которые разбираются в тонкостях музыки, а играть для такого воина, как Облако или Лотос, означало бы обесценить инструмент.
Ворон, однако…
Он знает, что музыка цитры – это язык, общий для стратегов. Он думает, что моя игра раскроет то, чего не слышно в словах.
Но меня не так-то легко расшифровать. Когда он начинает с обычной фразировки, я перехожу к делу и ударяю по струнам цитры, пробегая по ним пальцами. Диссонирующие ноты взмывают ввысь, как стая загнанных фазанов, а затем резко обрываются в мертвой тишине. Моя правая рука щипками выводит быстрое стаккато, все быстрее и быстрее, пока каждая струна
