Но главное то, что при нём мы стали богаче, – говорил какой-то появившийся неясно откуда толстяк. Шлёпая губами, он напоминал Гайдаровского «мальчиша-плохиша».
– Ну-у-у. Да-а-а. М-м-м. И-и-и-и что? Я не должен с ним бороться м-м-м?.. Его время закончилось, а на-а-ше только начина-а-ется! М-м-м… – кандидат в члены политбюро замычал и уставился на толстяка.
– Мы взяли то, что можно было взять! Но нужно помнить, его убрать с дороги мы сможем не раньше, чем через полгода, когда мы доведём народ до революционной ситуации, как Вова Ленин учил! – толстяк громко закашлял, поперхнувшись. И продолжил.
– Когда народу будет уже нечего терять кроме своих цепей. Народ его уже ненавидит. И это хорошо!.. Мы это используем. Он своё уже отработал.
– Только вот что американцы скажут?
– А Америка нас поддержит!.. Я ж говорю, для них он уже «отработанный ресурс». Его миссия истекает. Теперь наш выход на политическую сцену.
– Ладно, иди! Мы с Нурсултаном щас… – он размашисто взмахнул рукой, пошатываясь.
Когда толстяк удалился, Кандидат в члены Политбюро наполнил свой бокал, подошёл ближе к товарищу, с казахским «прищуром» глаз, и почти шёпотом заговорил:
– Дурачье! Уберём Мишку прям щас, и нам конец. Голодный народ всё у нас отберёт! Хорошо, если ещё не порешат!
– Сiздiкi жθн[76]
Он сделал длинную паузу… И добавил:
– Бiзбен бiрге тγстікке[77].
– Ықыласпен! Ықыласпен!..[78]
Влад, услышав тарабарщину, потерял интерес и прилёг на невесть откуда появившуюся кровать. Декорации вокруг сменились как-то незаметно…
– Говорила я тебе, Мишенька, Бориску пороть надо было, пока поперёк лавки лежал, – услышал Тимофеев женский голос рядом, – а ты только: «Борис, ты не прав!» И только! Это всё не без его рук дело! Он по-восточному хитёр! Гораздо хитрее других! А теперь ты будешь его же и просить спасти нас… А эти старые пни повелись! Их, маразматиков-путчистов, теперь же и пересажают всех до единого, или, того хуже перебьют! И ведь и наша жизнь на волоске. Как карта ляжет, так и будет. Ведь мы здесь и повлиять-то ни на что не в силах. Остаётся только ждать и надеяться на милость этих гэкэчепистов. Да и Бориске я не доверяю. Любые инсценировки возможны.
Тимофеев увидел лежащую рядом с собой женщину в годах, с мокрым полотенцем на голове.
На тумбочке лежала ветка кипариса и ракушка.
– Миша! Что теперь? Я боюсь! Подай валидол…
Влад повертел вокруг головой, привстал, ища глазами Мишу.
– Да вот, он, валидол, Мишенька. Не там ищешь.
Влад перестал крутить головой и посмотрел на себя в неподалёку висевшее зеркало.
Увидев себя, Влад заорал:
– Что с моим лицом! Что с моей головой!
И, прикрыв ладонью большое пятно на лбу, подскочил с кровати.
«Наверное, обжёг, когда горел в
Вы правы. Каз.
Останьтесь, пожалуйста, на обед
Мой друг! С удовольствием!
