сбережения, получит долю и будет таков. А что же делать этой бедной женщине, когда она загнана в угол? Петр Алексеевич возмущался, прячась в шкафу, но его смелости не хватало, чтобы остановить представление.
– Тогда слушайте волю мою. – Николас вытянул спину, отчего стал смотреть на всех сверху вниз. – Любви своей жизни, Авдотье Павловне, завещаю наш двухэтажный дом, в коем мы жили душа в душу и не знали невзгод.
Круглолицый кивал, явно понимая, что ему достанется куда больший кусок.
– Что же касается братца моего родного, то в знак свадебного подарка завещаю оставшееся. – Николас наморщил лоб, стараясь вспомнить все имущество старушки. – Лесное хозяйство с двадцатью работниками, мебельную фабрику, загородную дачу и… – Он явно что-то забыл.
– Сбережения, батюшка, которые вы в банке храните, – пролепетал круглолицый.
– Точно! И сбережения тоже отходят моему братцу…
Ноги младшего брата так и плясали под столом, оставалось дело за малым, чтобы старушка все официально переписала на него. Но Николас продолжил:
– Моему братцу Федору и тому замечательному молодому человеку, что позволил мне воспользоваться своим прекрасным телом, дабы озвучить волю мою, сбережения поделить меж собою в равных долях.
Вот подлец, подумал Петр Алексеевич.
– Что?! – возмутился круглолицый. – Мы так не договаривались!
От злости он вскочил, отчего стул упал. В этот же момент подскочил и остроносый и достал из-за пояса широкий кинжал. Старушка смотрела на них испуганными глазами.
Николас же остался спокоен.
– А как мы договаривались? – спокойно спросил он уже своим голосом.
Но ответа не последовало. Круглолицый понял, что выдал свой план, и теперь не знал, как поступить.
– Как я вам и говорил, Авдотья Павловна, все ваши призраки – это проделки младшего брата, который никак не мог смириться с тем, что ему ничего не досталось от вашего супруга.
– Вздор! – возмутился тот. – Никто не поверит вашим словам!
– Вы сами выдали наши договоренности, к тому же за разговором нашим следил коллежский секретарь Иван Алексеевич!
Петр Алексеевич не сразу догадался, что речь идет о нем. Писателю понадобилось еще несколько раз произнести выдуманное имя, хотя в отчество он попал, несколько раз. Нехотя, с тревогой внутри Петр Алексеевич вышел из шкафа и чуть было не поклонился. Благо Николас успел подхватить его под руку.
– Ваше благородие, вы все слышали и, надеюсь, все видели через щель в шкафу. – Писатель метнул взгляд на живот-предатель.
Редактор постарался его втянуть и расширить плечи.
– Именно так! – ответил он гордо, но больше ничего не произнес, боялся дать петуха.
– Ничего это не значит, – нервно заключил круглолицый.
– На самом деле значит многое, Кузьма. Как же я сразу в тебе змею-то не разглядела? – спокойно перебила его старушка.
Теперь
