одно знаменательное для свалки событие – прибыла очередная машина, и не просто машина, а фургон с куриными окорочками. Не успел он свалить свой груз и скрыться за придорожной полосой, как на вываленную кучу окорочков устремилось все живое. И началась великая битва. Обнаглевшие крысы величиной с дворнягу в пылу пиршества совсем не боялись рычащих и голодных бродячих собак, а собаки в свою очередь не хотели уступать добычу одетым в лохмотьях двуногим существам. Скорее всего это кончилось бы большой кровью, если бы не раздавшийся неожиданно человеческий крик, похожий на вой и милицейскую сирену. Крик был так страшен, что сигналу опасности вняли и звери и люди. Тем временем мужик одетый в затрапезную брезентовую штормовку с капюшоном, в затертых брюках неопределенного цвета и старых видавших виды сапогах, гордо прошествовал к куче с окорочками и стал делить по своему разумению добычу.
Через некоторое время Родион, заинтересованный этой важной на местной свалке личностью, познакомился с ней. В морщинах лица и руках «дяди Коли» поселилась вечная, ничем не смываемая грязь.
– Как же вы здесь живете? – спрашивал Родион у нового знакомого. – Давно вы здесь?
Дядя Коля оказался на этой свалке ровно 20 лет тому назад, скрываясь от общества, которое уже не раз изолировало его от себя. Дядя Коля работать на благо Отчизны никак не хотел, а это совсем не вписывалось в моральный облик условно освобожденного строителя коммунизма. Вот он одним махом и решил все свои проблемы: удалился от общества, и удовлетворил все свои насущные потребности в еде и одежде.
– Я сначала думал, что минута стыда обеспечивает спокойную старость. И вот я здесь, – с начала этой свалки.
На что Родион глубокомысленно произнес:
– Жизнь – сложная штука.
– Наши свалки и мусорки куда богаче заграничных. Ты слышал, чтоб в сытой Европе выбрасывали на свалку золото, валюту. Тот-то. Да они удавятся от жадности.
– А не скучно здесь?
– Почему? – вопросом на вопрос ответил дядя Коля. – Ты считаешь, что изоляция и творчество – несовместимые вещи? Вивальди, говорят, работал запертый в женском монастыре, а какую музыку писал! Мусоргский вообще сидел в дурдоме.
Принципы дяди Колиного свободного общения с природой подразумевали полную независимость от всякой сознательной деятельности. Кроме того, даже здесь нередко проходили облавы, и Коля боялся раскулачивания, поэтому у него, как у солдата, все было просто и готово к внезапному маневру. Дощатый шалаш, покрытый кусками брезента служил ночлегом и укрытием от непогоды. Его походное приусадебное хозяйство напоминало нечто среднее между задворками склада стеклотары и партизанской базой последней войны. Пустые бутылки были единственной твердой валютой, которой он располагал и расплачивался с пронырливым свалочным людом, которые имели связь с внешним миром.
Все дни для него были заполнены охотой и собирательством. Охотился
