на рассвете. Остался день.
И резко встаёт, выхватывая из моих рук флягу.
Я снова остаюсь одна. Кроме Хотборка никто здесь ко мне даже не подходит, не то, что разговаривает. Воины подозрительно косятся и, стоит мне перехватить их тяжелые взгляды, тут же отводят глаза. Пленники вообще откровенно побаиваются, с суеверным ужасом поглядывая в мою сторону. Я же, пользуясь моментом, наблюдаю и пытаюсь понять, что происходит, и как быть дальше. И кое-какие открытия уже сделала.
Первое и самое важное: я это я. У меня такие же волосы, только гораздо длиннее, почти до пояса, такой же голос, такое же тело, на ощупь такое же лицо. Возраст тоже примерно тот же, и это не могло не радовать. Больше шансов, что всё происходящее просто мой бред, и скоро я очнусь. Может я в коме?
Правда, на левой ноге длинный белый тонкий шрам – у меня такого раньше не было, но это ведь мелочи…
Открытие второе: я знаю и говорю на разных языках. Большинство пленников в отличие от меня воинов не понимало совсем. Лишь отдельные часто используемые слова: еда, вода, смерть… На что-то большее они только открывали рты и растерянно хлопали глазами.
Яркий пример был, когда вчера вечером Хотборк подошел к пленникам, ютящимся у мачты, и спросил их, почему меня хотели сжечь. Но захваченные люди лишь стали жаться друг к другу, мотая головами и показывая, что не понимают воина. И только какой-то мужчина коряво заговорил.
– Она… Голова… смерть…– прокряхтел он, – Ведьма!
И сплюнул, кинув на меня быстрый, полный то ли ужаса, то ли злобы взгляд.
– А как он умер? – уточнил Хотборк, совсем не смутившись от такого заявления, а как-то даже наоборот…Повеселев что ли…
– Лошадь…упал.
Хотборк нахмурился.
– А она причем?
– Ведьма,– упрямо повторил мужик.
Ярл махнул на него рукой и повернулся ко мне, спрашивая с щемящей надеждой в низком голосе.
– Ты убила?
– А надо, чтобы я? – искренне поинтересовалась в ответ.
Если да, мне ведь и не сложно сказать, что я, правда?
Но Хотборк только пробормотал какое-то проклятие с досады и отстал тогда и от меня, и от мужика. А я продолжила судорожно размышлять, как избежать участи рабыни. Идей у меня не было… Вернее была одна, но в успех её мне верилось слабо. Впрочем, выбора у меня всё равно, кажется, не было тоже…
3
Доев свой скудный завтрак, я прикрываю глаза, откидываясь головой на низкий деревянный борт. Ладью качает заметно сильнее, чем вчера, и от этого в животе неприятно разбухает, а содержимое желудка грозит подступиться к горлу. Приходится мелко дышать, чтобы подавить дурноту. На висках выступает липкая испарина, тело разбивает противной слабостью.
Никогда. Не любила. Морские. Прогулки. Никогда…
Из закоулков памяти пред внутренним взором всплывает солнечный день, проведенный в Греции в прошлом году. Как Женя, мой
