без обуви? Ее при вас не обнаружили.
– Я вытаптывала объект.
– Как это?
– Сенсор такого класса, как я, обнаруживает энергетический след только голой ступней. Все энергеты оставляют такой след. Обнаружить его могут только сенсоры.
– Вам холодно?
Ее руки ощупывали плечи; ногти коротко острижены, как полагается всем клиентам «Дачи», но и эти ровные короткие ногти впиваются в матовую кожу.
– Нет… – вдруг она уперлась бусинками зрачков в Коновалова, насквозь – У вас было ранение в голову, несколько лет назад, проникающее, в затылок, пуля вышла у правого глаза… Так?!
– Так. Но это не имеет отношения к делу.
Он первый раз ощутил холодок – сквозит, черт возьми, именно сквозит; такого не должно быть; холод как раз в районе носа и века, онемение – как раз оттуда вышла пуля Салмана аль-Бинди, на мемориале ВТЦ, это было глупо, чертовски глупо – сам подставился… Коновалов с трудом, как он говорил, собрал мозг.
– То есть вы вытаптывали… – проговорил, чтобы на этот раз потянуть.
Вместо ответа женщина внезапно извернулась на привинченном к полу стуле и закинула обе ноги на стол. И закурила, выхватил сигарету из бело-синей пачки; перед Коноваловым – две розовых подошвы, вытянутых, абсолютно чистых, без малейшего следа огрубелости.
– Потрогайте! – властно сказала Ада.
– Зачем?!
– Потрогайте.
Он усмехнулся, положил ладонь на эту плоть; провел от основания ступни до узкой пятки – упруго, гладко и… горячо. Достаточно горячо. Так горяча ладонь после того, как покрутишь «солнышко» на турнике.
– Что вы хотите этим доказать, Ада Герардовна?
Она вынула изо рта сигарету – докурена до половины, курила быстрыми затяжками; потом нагнулась, грудки болтнулись, пламенея сосками – а потом вдавила тлеющий окурок под яблочно выпирающий бугор на голой подошве; там, где розоватый оттенок переходит в белый, с тонкими линиями морщинок кожи.
Коновалов слышал шипение и ощущал легкий запах паленой кожи; и это знакомо, увы, во взорванных машинах пахнет именно так…
Он молчал. Эмоций проявлять не следует, в конце концов это ли фокус, либо вспышка садо-мазо, в любом случае надо дождаться окончания спектакля, раз уж купил билет на место в первом ряду.
Убрав раздавленную папиросу, Ада равнодушно отбросила ее на стол. Ждала положив ладони на щиколотки. Потом поплевала на правую руку и ладонью вытерла пепельное пятно.
Коновалов видел точно такую же чистую подошву, как и до этого. Без малейших следов ожога.
Интересно, что думает сейчас главврач за тем темно-коричневым стеклом.
– Уберите ноги – он постарался сказать это сухо, но вышло как-то просительно.
Ее била дрожь. Заметила взгляд, пояснила: «Медикаменты, которые мне вводят насильно. Только это бесполезно».
– Всё-таки
