Ада проговорила:
– Медикаменты. Они снижают уровень… Дофамин… нейолептики блокируют медиаторную систему. Я требую связаться с моим руководством! 34–60!!! Я требую!!!
– Спокойнее, Ада Генриховна. Мы связывались.
– Полковник… – она выдавила фамилию; по острому подбородку текла вязкая коричнева слюна, белые ошметки папиросной бумаги, фильтр она выплюнула на пол – …он должен знать… я была в его группе…
– Названный вами человек – сухо проговорил Коновалов, поморщившись; не любил беспорядка – …считается пропавшим без вести в 2011 году. Ряд людей, которых вы называли ранее, также.
– 34–60, «Кремль», позывной! Это секретная информация! Я выполняю важное государственное задание! России угрожает опасность, а меня держат тут…
Она выгнулась на металлическом стуле. Повязка и тампоны начали сползать с лобка; интересно, зачем она пыталась себя кастрировать – симулировала типичное сумасшествие или же это что-то другое? Коновалов отвел глаза; зрелище явно будет не самое эстетичное; ровнял бумаги в папке, чтобы плотно застегнуть зажим.
Ада шарила ладонью по столу и ее грубая, наверняка жесткая, как растрескавшийся асфальт, ладонь наткнулась на фольгу от пачки с окурками; сгребла и не глядя – приложила ко лбу, начала тереть. Пахло кислым запахом сигарет, мокрым пеплом; смешиваясь с крупными, бриллиантовыми каплями пота, пепел рождал черно-серые разводы, будто женщина наносила на лицо боевую раскраску.
Что-то не понравилось Коновалову в ее движениях.
Он встал.
Он был уже у двери, когда донеслось:
– Аль-Бинди не стрелял, стрелял Борух… Терракотовая армия… они хотят вскрыть курганы!
Коновалов редко терял контроль. Но сейчас, открывая дверь, он пробормотал довольно громко, бросил: «Обнять и плакать!», своё любимое, от врача Туаева, которой его вытаскивал его там; надо же, как интересно, что она знает – что-то в этом есть, хотя может быть простая утечка – тогда об этом писали, и дотошные американские журналюги; аль-Бинди растерзала толпа, но ведь все могло просочиться, есть Интернет.
Мимо него белыми крысами, злыми и совсем не лабораторными, проскочили два санитара. Смирительная рубашка, пижама номер 3, у них. На «Даче» все строго.
Главврач провожал его до ресепшена: там, где евроремонт, светло-кремовый сайдинг, цветы и рыбки; всё прилично, родственники не должны видеть, как едят сигареты и размазывают по лицу пепел, не надо, все очень толерантно и демократично. «Дача» уже не та. Ступая бесшумно – какие-то кожаные черевички на ногах, шиты явно на заказ; меряя шажками пространство рядом с Коноваловым и чуть сзади, главврач спросил:
– Ну, и… как вы думаете, это все обоснованно?
– Что?
– То, что она говорит. Про коммутатор ФСБ, про специальное управление.
– Бред – коротко ответил Коновалов, отирая лицо, как будто вспотевшее в жаркий день – Шизофрения типа «Психо»», комплексное воздействие стрессоров…
