не отвечая, поставил на тумбочку мешок с рацией, отряхнул руки и, налив в стакан воды, выпил с жадностью крупными глотками.
– Не трожь его, Степа, он сегодня с утра не в духах, – откликнулся Николай, вешая на гвоздь новенький «ППД».
– Господа, дом в вашем распоряжении, – сказал обер-лейтенант Фогт на чистом русском языке. Он остановился у порога; сквозь очки проглядывали строгие глазки. – Занимайтесь и отдыхайте пока, сосредоточьтесь, ближе познакомьтесь друг с другом, – впереди у вас трудная работа. За всем, что нужно, обращайтесь к вестовому. Зовут его Григорий. – Вытащил из-за двери бельмастого парня, показал, отправил обратно. – Можете гулять, но далеко ходить не рекомендую. Вживайтесь в роль, соответствующую легенде. Мы будем вас навещать, а вы будьте в полной готовности. Хайль! – Щелкнул каблуками и уехал.
Еще слышно было натужное взвывание «Хорьха», вылезавшего на дорогу, а Степан уже крикнул вестового. Тот, однако, не спешил. Степану это не понравилось. Выругавшись, он медленно прошел к двери, пхнул ногой.
– Гришка, мать твою за ногу! Глухой, что ли? Иди сюда! – И, когда тот возник перед ним, не ведая, впрочем, страха, сказал уже тише, загибая крупные пальцы: – Тащи-ка, мил друг, шнапсу – раз, да не скупись, закуски какой-нибудь – два, сигарет, только не очень вонючих, – три…
– Гитару прихвати, – подал голос из угла Николай.
Услышав про шнапс, Кирилл поднял тонкое, до неприятности красивое лицо с аккуратным носом, маленьким ртом и длинными черными ресницами; глаза стали лакированными. С поспешностью переставил графин на подоконник, пододвинул стулья и сел, бросая нетерпеливые взгляды на дверь.
Припадая на одну ногу, Григорий втащил поднос с тарелками, коробками консервов и бутылкой посередине; на согнутом локте, мешая идти, болталась на замусоленной голубой ленте старая гитара с голой красоткой на деке. Николай схватил гитару, стал настраивать. Кирилл принялся открывать консервы. Степан снял бутылку, разочарованно скривив губы:
– И всего-то?..
– Больше не положено, и то только сегодня, – сказал Григорий.
– Ладно хоть не блевонтин, – вздохнув, смирился Степан и уверенно свинтил крышку. Разлил по стаканам, повернулся к Николаю: – Бросай гитару, займемся делом.
Николай охотно пересел к столу. Круглое простоватое лицо его – нос сапожком, живые, но неопределенного цвета глаза, брови белесые и такие же ресницы – выражало бодрость и оптимизм. Он взял пальцами ломтик консервированной колбасы, выпрямился, поднял стакан:
– Ну, за удачу!
– Обожди, обожди, за удачу еще успеем, – перебил Степан, недовольный тем, что его опередили. – Сперва выпьем за фюрера, как положено.
Выпили. Степан шумно дохнул, подцепил алюминиевой вилкой сардину, пожевал. Красавчик Кирилл, хмелея на глазах, обмяк, заулыбался умиротворенно – открылись кривые, налезающие один на другой зубы.
– Хорошо тут… Вот за эти бы дни война кончилась,
