дороге девушка, казалось, бездумно смотрела в окно на проплывающий мимо нее город. Он всегда кардинально отличался от Столицы. Если Москва была более «патриархальна» и из современного был только Сити, а остальное вынесли за «бетонку», стремясь сохранить исторический облик. Питер же, напротив, старался вместить в себя новизну, только центр города остался историческим. Наконец девушка поймала за хвост мысль, что ее беспокоила – пропали цокольные этажи в исторической части города – окошки, спуски в полуподвальные помещения.
Она достала свой ноут, открывая его. На экране была чернота, при этом пальцы девушки забегали по клавиатуре, информация выводилась стекла очков.
«Так. Новый мэр Питера издал указ о реставрации центральной части города». Официальные источники твердили о скором восстановление его истинного облика. Саша коснулась оправы очков, переключаясь на Даркнет.
«Почитаем, что там пишут. Власти ищут очередные клады, поскольку финансирование из Москвы снизилось на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом. Не дают покоя артефакты Константиновского дворца начала века».
Девушка закрыла ноут, откинулась на спинку кресла, задумчиво постукивая пальцами по крышке.
***
К месту встречи Платон Судов планировал прийти минут за десять до назначенного ему времени. Свернув на Камскую улицу, он неспешно шёл мимо старинных церквей, стараясь сохранить поведение и внешность питерского обывателя. Это ему вполне удалось.
Джинсы, закатанные по новой моде до середины голени, становились похожими на украденные у ребёнка. Ровного зелёного цвета футболка была на пару размеров больше и поэтому свисала мешком, скрывая рельеф мускул. Такой комплект в обязательном порядке предполагал наличие шляпы из псевдосоломы. Шляпа у Платона была.
Потолкавшись у ларька с мороженным, он приобрёл пломбир и подошёл к информационному стенду. Здесь, на левом берегу пересекающей Васильевский остров реки Смоленки располагалось старое кладбище. Среди пешеходных дорожек, зелени и замшелых могильных памятников было тихо. Проходившие мимо Судова немногочисленные прохожие либо молчали, либо негромко переговаривались.
Выбрав момент, когда рядом никого не было, Платон ткнул в грудь мороженным и провёл белую сливочную линию до колена. Удовлетворенный результатом, он поднялся на крыльцо церковной лавки и вошёл внутрь.
– Добрый день! – Платон, немного разведя руки, подошёл к прилавку, за которым сидела худощавая женщина в светлом платье. На коже её обнаженного плеча все ещё читалась «набитая» строчка «It fun to lose and to pretend». – Не могли бы вы мне помочь?
– Чем же, – женщина встала со стула, отложив в сторону тонкую книгу в мягком переплёте, – чем же вам помочь? Тут и застирать-то негде – раковина в туалете маленькая: только руки помещаются.
– Да какой тут стирать, – Платон с печалью посмотрел на футболку и джинсы, – хорошо, если спецчистка поможет. Мне бы переодеться.
Судов показал женщине пакет, который держал в правой руке. На её лице промелькнули сомнения: мужчина
