что очень устала и хочет подняться к себе.
В это время мажордом – такие сохранились только у очень богатых семей – в роскошной золотой, едва ли не камергерской, ливрее и белых перчатках трижды ударил об пол жезлом, увенчанным по случаю свадьбы букетиком белой акации, и провозгласил имя вновь прибывшей гостьи.
– Графиня Изабелла Чарторыйская![51]
Все замерли. Старая хозяйка Пулав не выбиралась из своей резиденции десятилетиями. О ней давно все забыли. Казалось, она погребла себя под семейной рухлядью с незапамятных времен и, возможно, уже скончалась, безразличная к миру, безразличному к ней.
В зал вступила согбенная особа, вся в черном, без драгоценностей, и величественно прошествовала к месту хозяйки.
Конечно, графиня Вонсович из вежливости посылала ей приглашение. Ведь по обе стороны Вислы нет дамы знатнее! Но никто не думал, что она придет. Высунет голову из своей скорлупы. И вот теперь эта руина стояла перед Анной.
Замогильным, но ласковым голосом княгиня приветствовала молодых, пожелав им столько солнечных дней вместе, сколько они сами захотят. По знаку ее руки, затянутой в черное кружево – не из неуважения, а чтобы не показывать дряхлую кожу, – слуги внесли подарки. Роскошный севрский сервиз на 32 персоны, к нему полный серебряный комплект столовых приборов с блюдами, ванной для охлаждения шампанского и крышками для горячего.
Надо бы охнуть от восхищения, но страх перед каргой пересиливал в гостях остальные чувства. Она напоминала злую колдунью на крестинах сказочной принцессы.
Оглядев стол для молодых, где не было ни одного свободного места, – ведь ее никто не ожидал, – княгиня Изабелла усмехнулась каким-то своим мыслям и неожиданно зычным голосом провозгласила:
– Пора по домам, гости дорогие! Дайте покой жениху с невестой, им есть чем заняться. А ты, – ее мутноватые глаза обратились к Анне, – пойдем, проводи меня в уютное местечко. Нам найдется о чем потолковать. Да и моим старым костям нужен покой.
Каково! В собственном доме мадам Вонсович командовали! Но ни она, ни старая княгиня не видели в этом ничего необычного. Ведь Изабелла была намного более родовита – самая родовитая в зале. Ни Сапеги, ни многочисленные, как кролики, Потоцкие не смели с ней равняться. Радзивиллы, м-м-м-м, пожалуй, но только в Литве, никак не в Польше.
Анна встала. Низко, по-старинному, поклонилась гостье – при этом ее хваленая диадема едва не упала на пол. Хозяйка даже представила, как украшение покатится по наборному паркету. Как из него выскочит и даст досадную трещину центральный бриллиант «Бонапарт». Но нет, ничего не случилось.
Отдав гостям прощальный реверанс и знаком показав молодым, что они свободны, Вонсович сошла к гостье, поцеловала у нее руку и пригласила следовать за собой.
Они принадлежали к враждующим кланам. Что не мешало обеим вести себя с утонченной вежливостью. Даже
Изабелла Чарторыйская (1746–1837), урожденная Флеминг, княгиня, мать Адама и Константина Чарторыйских, одна из самых влиятельных аристократок Польши, хозяйка знаменитого имения Пулавы, где часто останавливался Александр I, чтобы провести время в семье друга.
