бочком просеменил в «дверку».
Тоже артист, с ненавистью подумала Ляля.
– Он догонит.
Догонит так догонит! В старинном здании театра заблудиться было легче легкого, но у Ляли не осталось ни сил, ни эмоций для… политеса. И еще сосед сопит и топает за спиной. Это он так сочувствие выражает, не хочет оставлять брошенную Лялю своей заботой, черт бы его побрал совсем!..
Федя в полутемной приемной взгромоздил куртки на вешалку – пуховик немедленно свалился, он наклонился и поднял. Из-за старинного шкафа с полотняными шторками доносились странные звуки, и он за него заглянул.
Девушка в нелепом блестящем платье горько плакала, плечи ходили ходуном, вздрагивал узел темных волос на затылке.
– Здрасти, – сказал Федя Величковский. – Это вы, Кузина Бетси?
Девушка перестала рыдать, посмотрела на него и быстро утерла глаза.
– Прошу прощения, – извинился Федя галантно. Он решительно не знал, как нужно утешать плачущих за шкафом девушек. – Я помешал?
– Я… просто так, – пролепетала девушка. – Я уже ухожу.
– Не случилось ли у вас какого-нибудь несчастья?
Она посмотрела на него.
– Федор, – представился охламон. – Ужасная ошибка, ужасная!.. Был введен в заблуждение. Меня уверяли, что сегодня будут представлять комедию, а оказывается, дают драму!
Девушка моргнула. Совсем глупенькая, подумал Федор с сочувствием.
Пошарив в наколенном кармане безразмерных брезентовых штанищ, он вытащил салфетки в пакетике и протянул ей. Девушка взяла салфетку и скомкала.
– Вы драматическая артистка?
Девушка как будто испугалась.
– Нет, что вы!.. Я… помощник костюмера. Я вообще-то учусь, а здесь подрабатываю.
Сказав про костюмера, она вдруг словно заново увидела скандал, разгневанную Дорожкину и рыдающую несчастную Софочку. Надо сейчас же ее найти. Найти и утешить! Хотя как тут утешишь?.. Уже ничего, ничего не поможет!..
Салфеткой она вытерла нос, встала и одернула мятый подол. Федя посторонился.
– Вас проводить?
Тут она испугалась еще больше.
– Ой, нет, не надо!
– Как будет угодно Кузине Бетси, – следом за ней он вышел на лестницу и покрутил в разные стороны головой.
Пока что ему все очень нравилось. Даже представление в коридоре понравилось, хотя Федя был принципиальный противник всяких скандалов и истерик, особенно публичных!.. Отец всегда говорил, что нет ничего хуже женщин-истеричек и мужчин-неврастеников. Федя с ним полностью соглашался.
Но ведь тут – театр, особый мир. Максим Викторович ему про эту «особость» все уши прожужжал, когда он писал свой первый сценарий.
– Ты дай артистам поиграть-то, дай!.. Артист живет, только когда играет. Вот это что за реплика? Зачем он отвечает «да»? Что это за «да», совершенно непонятно! Это же радиоспектакль, их не видно, они должны все делать голосами, интонацией, а не лицом! Вот и напиши так, чтоб они сделали.
