инженеру-электрику, ректору Санкт-Петербургского императорского электротехнического института Александра Третьего? Статскому советнику Попову?!
– Что ж вы, доктор, заголосили, не иначе как на поминальной службе? Ему, батюшка, ему! Кому же ещё? Он человек простой, не кичился, что знает всё про всё! – зыркнул он в Белозерского. – Я с ним знаком с тысячу восемьсот восьмидесятого. Он парень был совсем, моложе вашего. Денег у него не было, чтобы учёбу продолжать, так он подвизался объяснителем на электротехнической выставке. Господам праздношатающимся про всякие чудеса рассказывал. Очень смышлёный. Я его там и приметил, мы выставку-то монтировали, и к себе в «Электротехник» монтёром пристроил[20]. Так он меня не забыл, и если чего не понимал, всегда запросто нашу-то артель и звал. Благодарный простой человек, понимать надо! Не запамятовал, как я ему, мальчишке, помог. Не зачванился ни кандидатом, ни профессором, – Матвей Макарович тайком смахнул слезу. И скорее чтобы скрыть искренний сентиментальный порыв, нежели действительно выговорить Белозерскому, наворчал на него: – Без вашего вот этого… про то, что мы в организме, ишь, не понимаем. Электротехника – это вам не ножичками тыкать!
Вера Игнатьевна еле сдерживала смех. Ошарашенный Белозерский опустился на табурет, невзирая на присутствие дамы.
– Вы поспособствовали молодому Попову! – восхищённо выдохнул он. – Вы добрый человек, Матвей Макарович.
Памятуя о роли, прописанной ему княгиней, молодой ординатор не стал ничего говорить вслух, но про себя поклялся, что теперь он уж точно обязан разобраться с анизокорией Матвея Макаровича и помочь ему, с чем бы это ни было связано.
– А то ж, не дурной! – мастеровой заслуженно насладился триумфом. Но и перегибать палку не стал. Добрый мужик, он и меру знает во всём. – Что вам, господа хорошие, не ясно с этой штуковиной?
Последовало минут сорок подробных разъяснений, весьма дельных, ибо Матвей Макарович действительно знал аппарат Рентгена – Попова как свои пять пальцев. И не без удовольствия, признаться, повозился с устройством заграничной модели. Сам предложил стать объектом испытаний. Чего, собственно говоря, Вера и добивалась.
– Я вам шайтан-машину наладил – на мне и пробуйте, – Матвей Макарович снова впал в амплуа простоватого русского умельца, хотя очевидно, что образован был будь здоров! Впрочем, и в образе недовольного мужика он нисколько в себе не сомневался. Но поболтать после на совесть устроенного – любил. – Вот всё у нас так: кто дело делает, тому и ответ держать. А ничего не делай – и будешь всегда правым и безо всякой за то ответственности! – наигранно ворчал он, устраиваясь на столе.
– Се ля ви! – поддакнул Белозерский.
– Отож! – подтвердил Матвей Макарович. – Или, как говорится по-нашенски, жить широко – хорошо, но и уже – не хуже!
– Я вас оставлю, господа, – сказала Вера. – Ты, Матвей Макарович, часика полтора отдохни. Александр Николаевич
И здесь Матвей Макарович говорит чистую правду. Годы учения на физико-математическом факультете университета были для Попова не самыми простыми. Он болел. Накопилась академическая задолженность, после чего ему было отказано в освобождении от платы. Он продолжил учиться, подрабатывая «объяснителем» на электротехнической выставке в Соляном городке в Санкт-Петербурге. После чего был принят на работу электромонтёром в товарищество «Электротехник», занимавшееся освещением на улицах и в общественных местах.
