Новицкая, вы что, еще не поняли, как серьезно влипли? – чуть ли не с жалостью спросил Головин. – Думаете, мы тут в бирюльки играем? Так вот, говорю вам последний раз: вы пока единственная подозреваемая. И очень перспективная…
– Майор, подождите… – прервала его Ева, по-настоящему испугавшись. – Как вас там? Станислав Петрович?
– Палыч.
– Станислав Павлович, вы же разумный человек, ну подумайте сами, какой идиоткой нужно быть, чтобы орудие убийства спрятать чуть ли не под своим ковриком? Ведь ясно же, что вы будете тут все обыскивать… – Головин открыл рот, чтобы прокомментировать ее высказывание, но Ева не дала себя перебить: – И потом, пистолет, как я успела заметить, был без глушителя, а коль я убила Дусика именно из него, то звук выстрела должен был разнестись по всему подъезду, но ничего такого не было… – Она посмотрела на Астахову, которая слушала, напряженно сморщившись, и с несвойственной ей заискивающей интонацией спросила: – Вы ведь не слышали никаких выстрелов, да, Амалия Федоровна?
– Не слышали? – повторил Евин вопрос Головин.
И тут настал звездный час генеральши Астаховой. Выдержав такую длинную паузу, что ей рукоплескал бы сам Станиславский, Амалия Федоровна торжественно, но в то же время скорбно, будто оглашая смертный приговор, произнесла:
– Слышала.
Ева Новицкая и Станислав Павлович Головин в унисон (только с разной интонацией: Ева возмущенно, а Головин заинтересованно) вскричали:
– Что-о-о?
– Что, что? – нахохлилась бабка. – Выстрел. Так бабахнуло, что у меня со страху…
– Врет она все, – с ненавистью бросила Ева. – Наговаривает на меня, только не пойму зачем. Может, приплатил ей кто, чтоб меня подставить…
– Нужна ты кому, – скривилась Астахова и, повернувшись к Головину, отчеканила: – А выстрел был! Точно говорю.
– Когда он прозвучал?
– А вот как она из лифта вышла, – доложила генеральша, дернув своей вставной челюстью в Евину сторону. – Гляжу, кнопка лифта перестала мигать, остановился он, значит. И тут как грохнет!
– Это я банку уронила, – вскричала Ева, с радостью и облегчением поняв, о чем говорит старуха. – С консервированной фасолью. А она грохнулась о пол, потом покатилась… – Она вскочила с дивана и метнулась в сторону кухни со словами: – Я сейчас вам ее покажу! – И, не слушая протестов следователя, вернулась в прихожую со злополучной жестянкой. – Вот, смотрите, – она сунула банку Головину под усы. – Видите, тут даже вмятина осталась…
Майор, поморщившись, отодвинул злосчастную банку от своего лица. По его виду Ева не поняла, поверил он ей или нет. Она вообще никак не могла уяснить, всерьез он считает ее виновной или просто издевается. Эта неопределенность жутко ее нервировала, поэтому Ева решила расставить все точки над «i» незамедлительно:
– Вы действительно меня подозреваете?
– Ну я же вам сказал…
– Нет, я не спрашиваю, являюсь ли подозреваемой, я хочу знать, вы, лично, следователь Головин,
