с друзьями ледяную горку и пришел домой, не чувствуя рук. Бабушка еле-еле стащила с меня заледеневшие варежки и точно так же обмотала мои кисти полотенцем, смоченным в прохладной воде. Помню, что боль была адская. Сейчас было не легче.
– Рассказывай, кто ты? – спросила женщина строго.
– Меня зовут Богдан. Работаю менеджером по продажам, – еле выговорил я, тяжело дыша, – Ехал встречать новый год с коллегами по фирме. Но машина сломалась, как назло.
Я ощущал себя, как на допросе и боялся лишний раз взглянуть на свою суровую спасительницу.
– А вас как зовут? – неуверенно спросил я.
– Офелия, ко мне на ты, – устало ответила она, не глядя в мою сторону.
– Офелия… Какое редкое имя. Необычное, – сказал я, снова сморщившись от боли, – никогда такого не слышал. Я думал, только в книгах такие имена бывают.
– Отец был филологом. Любил Шекспира. Хорошо хоть, не Джульеттой и не Дездемоной назвал, и на том ему спасибо, – она иронично улыбнулась.
Я хмыкнул в ответ, не зная, прилично ли будет спросить у неё о том, где и с кем она живёт. Но вскоре машина свернула с дороги в лес и поехала по натоптанной, но сильно заснеженной колее, идущей прямо между деревьями. Я забеспокоился.
– А куда мы едем? – не в силах скрыть тревогу, спросил я.
– К моему дому.
По крыше машины скребли еловые ветви, дворники работали на полную мощность, пытаясь справиться со снегом. Ветер завывал между деревьями, раскачивая их из стороны в сторону. Зрелище за запотевшими окнами было жутковатым.
– Ты что живёшь в лесу? – удивлённо спросил я.
– Да, – ответила женщина так, как будто бы в этом не было ничего необычного.
Вновь поправив съехавшие с носа очки, она добавила:
– Я писатель, мне по душе одиночество. От людей я быстро устаю. А здесь их нет. Раньше я жила в городе, но когда умер отец, я без раздумий оставила свою квартиру и переехала сюда насовсем.
Я выждал паузу, пытаясь представить себе хоть на минуту эту уединенную, отшельническую жизнь.
– Смело! Я бы так не смог, – наконец, произнёс я, – Для меня очень важны люди. Как говорится, “человеку нужен человек”.
– Не всегда. Иногда человеку нужны лишь покой и тишина. По-крайней мере, пишущему.
Машина забуксовала в колее, минут пять Офелия сдавала назад и вновь жала на газ. Из-под колес в разные стороны летели снежные ошметки. Сердце мое стало тяжелым, как камень. Не хватало еще застрять здесь, в лесных дебрях. Тут нас точно никто не найдет.
– Согласен, каждому свое, – ответил я, когда машина, наконец, выехала из сугроба, – все мы разные. А что ты пишешь, если не секрет?
– Роман.
Я взглянул на Офелию. Ее лицо подсвечивали в темноте огни приборной панели. Она была некрасива: большие зубы сильно выпирали вперёд, губы были тонкими, глаза узкими и совершенно невыразительными, а нос был так широк, что занимал пол лица. Возле верхней
