устроил! Ты всегда на его стороне. Конечно, кто я вам – чужая, а он всегда хороший.
Посмотреть было на что. Дверь на другую половину дома заколочена гвоздями с огромными шляпками, да еще крест – накрест двумя толстенными досками.
– Отделился от меня. Бзик у ненормального. Вчера разговаривали, он ни с того ни с сего, соскочил и давай дверь заколачивать. Велел тут жить и на его половину – ни ногой.
– А как же он входит в дом, там ведь нет второго выхода.
– Через окно твой сумасшедший дядечка ходит.
– Да, за столько лет ты все же его достала!..
– Аааа, я так и знала!..
Дальнейший монолог бедной украинской девушки ясен, в переводе не нуждается.
Двух детей родили они. Мальчика, копию дяди и девочку – копию тети. Но характер у обоих детей вышел отцовский. Душевная уравновешенность, чуткость, внешнее спокойствие, одаренность в разных ремеслах, жизнерадостность, доброта, исключительная порядочность, интеллигентность. На мою вахту защитницы позже заступила его дочь. Именно она, став взрослой замужней женщиной, решительно собрала отцовские вещи после очередной материнской истерики и перевезла его к себе. Он привык работать, обеспечивать, мастерить, строить. В новой перестроечной жизни, даже в своем возрасте хотел чего-то добиться, не быть дочери обузой. Снял в аренду какие-то помещения, ремонтировал, оборудовал вместе с сыном. В тот день остался ночевать на объекте. Беда подкралась, как тать в ночи, окружила огненным кольцом, заперла плотно окна и двери, между ним и жизнью, как он когда-то закрыл дверь между собой и нелюбовью…
Жену дядину звали Тать-яна. Бог спас его старшего сына, случайно не оставшегося с ним в ту ночь, сероглазого, широкоплечего, высокого, молчаливого мужчину, женатого по большой любви на не любившей его женщине.
Я узнала не сразу. Моя крестная, заливаясь слезами, вспоминала, как он пришел на похороны брата, моего отца. Непривычно худой, с длинными, абсолютно седыми волосами, раньше бывшими смоляными. Казался беззубым из-за худых ввалившихся щек. Родственники с трудом признали в нем его самого. Будто злой волшебник выпил все жизненные соки из цветущего, красивого человека. Ведь он был младше моего отца. Она говорила, а я вспоминала его совсем другим. Узорчатая беседка, сотворенная дядиными руками, пронизана июльским солнцем. Он смеется, протягивает мне арбуз, откидывает со лба прядь черных волос. Коричневый ослик ходит по кругу, месит глину с соломой, дядя берет сырой комочек и лепит из него фигурку точно такого же ослика. Тетка хмурит брови или жмурится на солнце?
Я встретила её случайно. Она по – прежнему служила в каком то гос. учреждении. Между нами ничего не изменилось. Не исчезли ни её ревность, ни страх, что вижу рыбу насквозь.
– Хорошо выглядишь, даже слишком, для своих лет. А дядечка твой любимый умер, – мстительно добавила она, зыркнув рыбьим глазом – попала ли в цель.
Лицо её, как в далеком моем детстве улыбалось,
