дорогу 15 тысяч человек, и далеко не только в спартаковских шарфах. Глядя на это разноцветье, ты понимал, насколько точное это все-таки определение – «народный футболист».
Каждый год 4 октября лучший друг Черенкова Сергей Родионов, еще недавно генеральный, а ныне спортивный директор «Спартака», приводит детей из академии на Троекуровское кладбище. Они кладут к могиле Федора Федоровича (для них-то он точно – по имени-отчеству) цветы и слушают рассказы о Черенкове.
Иной раз – не только от Родионова, но и от находящихся в этот момент у могилы старых спартаковских болельщиков. Как на наших глазах это происходило в день памяти Федора в 2018 году. И такой пыл, такое обожание слышались в речи одного из них, Альберта Ермакова, что у мальчишек загорались глаза от любопытства. Это каким же человеком надо было быть, чтобы после его смерти о нем рассказывали с таким огнем и такой любовью?
Феде и без сборной хорошо.
Ну а сборной – не всегда без Феди!
Вновь вспоминаем эти шаферановские строки – и накатывает грусть. Потому что, по правде говоря, Феде в этой жизни было далеко не так хорошо, как он того заслужил.
Если другая жизнь все-таки существует – в ней Черенков наверняка обрел тот душевный покой, которого ему роковым образом так не хватало здесь.
А нам остается помнить. И нести эту память сквозь годы так, как мы, люди пишущие, только и можем, и обязаны – добрыми и правдивыми строками о нем.
О народном футболисте Федоре Черенкове.
Глава 1
Детство в другой Москве
Федор Черенков родился 25 июля 1959 года в Москве. А не в городе Ефремове Тульской области, как гласит легенда. В Ефремове жила его тетя, сестра мамы, девичья фамилия которой – Венедиктова. И Федя каждое лето отправлялся к ней во время школьных каникул. Потом, когда повзрослел, он с удовольствием приезжал на футбольный турнир, который организовывали в его честь.
По отцу Черенковы – тамбовские. Крестный Федора, опять же родной дядя, но по папиной линии, жил еще в 70-х в деревне неподалеку от тогдашней московской окраины Кунцево, и к нему Федор с младшим братом Виталием мог спокойно прийти в гости. Там и поле имелось картофельное, и пруд. «Дядька жил прямо на берегу этого пруда, – вспоминает Виталий. – И у него были такие садки».
Садки – это небольшие прочные сети. Туда дядя Вася набирал соленых баранок, которые оставались от вкусивших пива земляков (к началу 70-х хмельных «стекляшек» и впрямь хватало), после чего и опускал коварную наживку в родной водоем. «Вечером, – продолжает Виталий, – этот садок поднимал и карасей, которые туда набивались, пересыпал в колодец старый. И опять баранки насыпал и бросал. Мы ходили с отцом и Федором к дяде Васе. Если, допустим, его нет, опускаем ведро в колодец, поднимаем. Было строго полведра карасей… И шли домой. Историческая зарисовка такая. Я школьник, жили мы уже на Вяземской».
Таким образом, Черенков – москвич
