люди, даже весьма преданные роскоши; притом все съестное можно получить за недорогую цену. ˂…˃ Супруги и вообще женщины не пользуются у них таким почетом, как у прочих народов, а считаются почти наравне со служанками. Именитые мужи удивительным образом следят за каждым их шагом и весьма тщательно охраняют их целомудрие. Поэтому их не пускают на пиршества и не позволяют ходить к церковным службам в более отдаленные храмы и вообще бесцельно показываться в народе. Но даже иностранцу можно легко и притом за небольшую цену склонить к любовным утехам всякую женщину из простонародья ˂…˃[13]
1517 и 1526 гг.
Положение женщин весьма плачевное. Они [московиты] не верят в честность ни одной женщины, если она не живет взаперти дома и не находится под такой охраной, что никуда не выходит. Я хочу сказать, что они не признают женщину целомудренной в том случае, если она дает на себя смотреть посторонним или иностранцам. Заключенные же дома, они только прядут и сучат нитки, не имея совершенно никакого права или дела в хозяйстве. Все домашние работы делаются руками рабов. ˂…˃ Весьма редко допускают женщин в храмы, еще реже на беседы с друзьями, и то в том только случае, если эти друзья – совершенные старики и свободны от всякого подозрения. Однако в определенные праздничные дни они разрешают женам и дочерям сходиться вместе для развлечения на привольных лугах. ˂…˃
Этот народ находит более удовольствия в рабстве, чем в свободе. Ибо перед смертью господа в огромном большинстве случаев отпускают известных рабов на волю, но эти последние тотчас за деньги отдают себя в рабство другим господам. Если отец, как это у них в обычае, продаст сына, и этот последний каким бы то ни было образом станет свободным или будет отпущен на волю, то отец по праву отцовской власти может продавать его еще и еще. После четвертой же продажи он не имеет на сына более никакого права. ˂…˃
Как бы ни был беден знатный человек, он все же считает для себя позорным и бесчестным работать собственноручно. Но он не считает позорным того, чтобы поднять с земли и пожирать корку или шелуху плодов, и в особенности от дынь, чесноку и луку, брошенные нами и нашими слугами. Насколько они воздержаны в пище, настолько же неумеренно предаются пьянству повсюду, где только представится случай[14].
1550 г. Из сочинения дипломатического агента литовского правительства Михаила Литвина
[В Тавриде на невольничьем рынке] продают рабов с аукциона десятками под руководством оценщика, который громко выкрикивает похвалы: что это рабы новые, еще не испорченные, не хитрые, из земли королевской, а не московской (ибо московское племя, как лживое и коварное, низко ценится на невольничьем рынке). ˂…˃
В Московии же нигде нет кабаков, и если у любого домовладельца найдут хоть каплю горячего напитка, жилище его разоряют, имущество конфискуют, домашних и даже соседей подвергают телесному наказанию, а самого хозяина пожизненно заключают в тюрьму;
Барон Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах / Павел Иовий Новокомский. Книга о московитском посольстве. СПб., 1908. C. 271, 273.
Барон Сигизмунд Герберштейн. Записки о московитских делах. СПб., 1908. С. 73, 74, 86.
