бумажке, написанной по-русски, но латинскими буквами: – «В прошлом, государь, в семь тысяч сто восемьдесят первом году по твоему, Великого государя, указу и с приказу Большого дворца делал я, холоп твой, в селе Коломенском львы и часы на башню, а твоего Великого государя жалованья давано мне в то число поденного корма по гривне на день, а годового денежного и хлебного жалованья не дано ничего, и оттого я, холоп твой, оскудел и одолжал великие долги…» – Петрушка чихнул от пыли и быстро продолжил: – «Вели, государь, мне для моей скудости и великих моих долгов на нынешний на семь тысяч сто восемьдесят второй год своего государева годового денежного и хлебного жалованья и с поденным кормом весь сполна выдать».
Петрушка весь сжался, что-то скажет государь? А если осерчает?
– Что ж, сегодня я в благодушии пребываю, – сказал царь добрым голосом, и Петрушка поднял голову, – а посему приказываю: за твою многую работу выдать сполна. Распорядись, Богдан Матвеевич.
– Будет сделано, государь, – отозвался боярин, обжигая мастера яростным взглядом.
И тут Петрушка рискнул:
– Не вели казнить, великий государь!
– Ну что еще тебе, страдник? – Алексей Михайлович раздраженно почесал в бороде. – Сказано уже, сполна получишь за свою работу. Перстень еще хочешь царский на память? Ну ладно, на вот тебе, у меня все равно пальцы от жары отекли, – и царь величавым жестом бросил драгоценное кольцо к Петрушке в пыль.
– Смилуйся, батюшка государь, вся наша палата Оружейная тебе челами бьют, – заторопился Петрушка, захлебываясь от волнения, забывая русские слова. – Мастера все днем, ночью беспрестанно трудзьитца, все платьишком обносились, оборвались, нечем прокормиться, помираем смерцья глодова… Нет сил больше терпеть…
– Что? – возмутился царь. – Что тут этот холоп несет, Богдан Матвеевич? Мастерам твоим плохо, что ли?
– Никак нет, государь, не слушай этого врага Божия, богоненавистца, христопродавца проклятого, – загудел боярин, незаметно пиная Петрушку под худые ребра. – Оружейная палата наша суть гордость всей земли русской, собрали мы мастеров со всех концов нашей необъятной родины, громадной благодаря твоим неустанным стараниям, батюшка! Мастера у нас сытые, судьбой своей довольные, вот какой богатый дворец на радостях тебе отстроили, самодержцу нашему. На двести семьдесят комнат, и каждая изрядно украшена, и инроги тут на потолках, и кометы блуждающие, и резьба повсюду всем на удивление, иноземным королям на зависть…
Нашептывая все это царю на ушко, боярин подхватил Алексея Михайловича под локоток и увлек к дверям усадьбы. Процессия потянулась за ними, и вскоре Петрушка остался во дворе совсем один, не считая вечных стражников, кидавших на него презрительные взгляды.
Мастер подобрал царский перстень, встал и отряхнулся. Ежели продать перстень, денег хватит, чтобы добраться до родного Шклова и снять опять ту славную мастерскую в подвальчике.
В Москве
