свалился, когда я узнала, что, оказывается, мама, пускай глазами госпожи Антонеску, смотрела на меня все это время.
– Вы мне скажете ее адрес? – спросила я.
– Нет, – сказала госпожа Антонеску.
– Почему?
– Она не велела.
– Скажите мне, пожалуйста, ее адрес! Мне это очень нужно! Я хочу посмотреть, хотя бы издалека. Я не буду к ней приставать, честное слово! Я просто подойду к дому и буду незаметно прохаживаться перед парадной дверью. А если там напротив есть кофейня, я сяду за столик, надвину шляпку на лоб, и меня никто не узнает. И она тоже. Ну пожалуйста!
– Нет, – сказала госпожа Антонеску. – Я дала ей честное слово.
– Вот, – сказала я. Разжала кулак, открыла кожаную коробочку и сунула госпоже Антонеску под нос кольцо с изумрудом. Оно было очень красивое. Я его только тогда подробно рассмотрела и увидела, что вокруг изумруда вделаны маленькие бриллиантики. Солнце как раз заглянуло в комнату и провело своим лучом по моей ладони. Кольцо вспыхнуло черно-лиловым и зеленым цветом. – Вот, – повторила я. – Это вам. Какой адрес?
– Я же тебе сказала, – повторяла госпожа Антонеску. – Я дала ей честное слово, понимаешь? Слово чести.
– А вы разве дворянка? – спросила я.
– А честь бывает только у дворян? – возразила госпожа Антонеску.
– Извините, – сказала я.
Встала на цыпочки, потому что госпожа Антонеску была выше меня на целую голову. Встала на цыпочки, обняла рукой ее шею, чуть-чуть подпрыгнула и поцеловала ее в щеку.
– Боже мой, Стася! – отшатнулась госпожа Антонеску.
Раскрытая коробочка выскользнула у меня из руки и упала на пол. Перстень выскочил, два раза прыгнул по дощатому полу – в комнате госпожи Антонеску не было фигурного паркета – и укатился под комод.
Госпожа Антонеску, поддернув юбку, опустилась на колени и стала искать перстень под комодом. Я тоже села на пол. Госпожа Антонеску нагнулась и рукой выгребла из-под комода несколько свалявшихся клочьев пыли, тесно исписанный листок бумаги, пустой спичечный коробок, ореховую скорлупку и перстень. Она устроилась на полу рядом со мной, указала на перстень. Я взяла его, обдула от пыли и надела себе на большой палец левой руки.
– Вы на меня не сердитесь, госпожа Антонеску? – спросила я.
– Сержусь, – ответила она. – Но не за твои дворянские глупости, как ты, наверно, подумала. Что за нежности, Стася? Что за поцелуи?
– Я больше не буду, госпожа Антонеску, – сказала я. – Простите. Я как-то растерялась.
Госпожа Антонеску молча чистила себе рукав от пыли.
– А все-таки жалко, что слуг нельзя пороть, – сказала я. – С каким удовольствием я бы лично выпорола лентяйку Эллу. Ну вот что это такое? – Я посмотрела на сизые валики пыли, которые госпожа Антонеску вытащила из-под комода.
Я потянулась и взяла исписанный листок с пола.
– Нельзя, – Антонеску вырвала его
