подошел к буфету, открыл дверцу. Колокольчика в буфете не было, или он не мог его найти. Папа достал большой бокал и бокал поменьше и стал ими звенеть. Он звенел так, наверное, целую минуту. У меня уже уши лопались, я уже хотела ему крикнуть: «Хватит!» Но тут в дверях показался папин камердинер Генрих.
– Чего-нибудь поесть для барышни, – сказал папа.
– Что барышня изволит? – спросил Генрих.
– Только чтобы не готовить, – сказала я. – Кусок хлеба с ветчиной и воды попить. Чтобы быстро. Чтобы прямо сейчас.
Я уселась на стул и принялась ждать, положа руки перед собой.
Я видела, что папа хочет мне что-то сказать. На его лице мелькали самые разные варианты. От «ты хоть понимаешь, что подняла руку на своего отца?» до «как все это забавно, в сущности!». Он так и не решил, что выбрать, но сказать что-то было надо. И поэтому он задал самый естественный вопрос:
– Откуда у тебя эта штучка?
– Купила, – сказала я. – Прошлой зимой.
– Разве детям продают оружие?
– А госпожа Антонеску на что? – засмеялась я.
– Опасный человек твоя госпожа Антонеску, – сказал папа. – Как выяснилось.
– Выяснилось кое-что еще, – сказала я. – Но я пока помолчу. Но не это главное.
– Что же главное? – нервно спросил папа.
– Главное вот что. Если эта штучка, – сказала я и погладила себя по животу, где под блузкой был спрятан револьвер, – если эта штучка вдруг пропадет или исчезнет – то я тебя убью.
– А если ты сама ее потеряешь? – спросил папа довольно-таки растерянно.
– Ах, папочка! – сказала я. – Ты прекрасно понял, что я имею в виду. Если я ее потеряю в парке или на улице или в театре невзначай уроню в трубу клозета, ты просто купишь мне новый револьвер. Точно такой же или еще лучше. Позолоченный. С перламутровыми инкрустациями на рукоятке. А вот если эта штучка у меня внезапно пропадет из того места, где я ее прячу, вот тут-то, – вздохнула я, – тебе и конец!
– Отравишь? Или ночью войдешь ко мне в спальню и воткнешь иголку в сердце?
– Я подумаю, – сказала я. – Но долго размышлять не буду, обещаю.
– Ну и что же мне теперь делать? – спросил папа.
Меж тем слуга принес на подносе большой кусок хлеба с толстым ломтем ветчины и, как я люблю и как они уже привыкли мне подавать, – стакан воды с кружочком лимона.
– Благодарю вас, – сказала я.
Слуга поставил тарелку и стакан передо мной и спросил:
– Позвольте я нарежу на кусочки? А то это мужичье с кухни – вон какой шмат отхватили!
– Не беспокойтесь, благодарю вас, – сказала я, взяла бутерброд двумя руками и вцепилась в него зубами, отгрызла большой кусок и стала жевать, наслаждаясь чудесной мякотью свежего хлеба и чуть-чуть дымным ароматом ветчины.
Слуга вышел, прикрыв за собой дверь.
Я жевала, а папа смотрел на меня очень пристально. Но потом повторил свой вопрос:
– Так что
