читал в юности, чтобы вернуться к себе тех пор, каким был в момент нашего знакомства с Элеонорой.
Погода испортилась, море стало почти холодным. Я нырнул и поплыл. Есть в архиве эпизод, который застыл и стал частью меня. Аккуратно заглянул в воображаемый ящик, и сразу же пошло. Эпизод ожил, пока я задержал дыхание и плыл под водой, промерзая до внутренностей. Эта сценка всегда была рядом, простенькая и вечная. Июнь 2003, 18 лет назад, ровно полжизни. Прохладно, мы сидим на лавочке за пятиэтажной змейкой. Вид на этот дом, там живут мои друзья Миша и Тимофей, там же раньше жил Лёджик, высоковольтную линию и гаражи.
Элеонора вытянула ноги и сложила их на меня. Вот-вот пойдет дождь, воздух остывает.
– Я передумала, – говорит она. – Теперь я ревную.
– Люблю, когда ты говоришь о себе не в мужском роде. Придурь какая-то. Будь девочкой всегда.
– Сам будь девочкой, Евген, – капризным голосом отвечает Элеонора и в шутку ударяет в плечо кулачком.
У нее детское лицо, ей можно дать и пятнадцать, хотя она немного старше меня. Когда она кривится, похожа на капризного ребенка. Сначала мне это не нравилось, но потом стало вызывать эрекцию.
– Сейчас опять поднимется.
– Опять?
– То есть теперь ты ревнуешь?
– Да. Я тебя люблю. Я не хочу, чтобы ты с кем-то еще трахался.
– Ты раньше не говорила, что любишь, спасибо.
– Больше не скажу, будь спокоен.
– У меня и не встал тогда. Думаю, что у меня не встанет, только на тебя. К тому же ты уходила, помнишь? Я и не собирался ведь.
– Помню-помню. Больше я не уйду. Если не будешь ни с кем спать.
– Даже с Олей?
– С Олей можно. С той, кого я одобрю.
Да мне и не хотелось спать с Олей. Это была ее идея. Мы обнимаемся и молчим. Потом я еду из пригорода в центр проводить ее. Мы шаримся по каким-то кустам в поисках уединенного места.
– Давай прямо под деревом, да?
От возбуждения я не могу остановиться и быстро кончаю. Но она не ругается, гладит меня по волосам, пока я восстанавливаю дыхание, оперевшись о кору. Я отвожу Элеонору к девятиэтажке, где она живет у своего дедушки, журналиста и поэта, автора каких-то городских гимнов и пошлых текстов. Она гордится дедушкой. Поднимаюсь до двери и целую Элеонору. Не могу отпустить, но отпускаю. Еду на лифте один, иду на позднюю маршрутку, сижу на остановке под центральным почтамтом, долго сижу, голова ватная. С Олей у меня тоже не вышло, когда Элеонора пыталась устроить этот тройничок: по сути, девчонка у меня была одна, этого было достаточно. Мне кажется, что я был такой же моногамный мужичок, как и мой отец.
На второй день я простоял два часа в очереди у склада «Деловых линий». Мужчины молчали, плевались, теребили папки, спрашивали, кто крайний. Была даже одна бодренькая бабушка с клоком волос, растущим из щеки. Из огромного склада тянуло ветром, как из морга. Сотрудник, похожий на перекачанного хоббита,
