выговаривал – точь-в-точь пан Ректор. Вот и навеяло.
– Он что, еще и картавил? – давясь от смеха, уточнила Мария.
– Да еще как, прямо по-ленински, – подтвердил Гуров и с облегчением подумал: «Ну слава богу, успокоилась».
Глава 2
Прибыв в управление и поднявшись на этаж, уже у кабинета Орлова Гуров обнаружил непривычно мрачного Крячко. Оказалось, что полковника тоже мучили воспоминания о пятне, омрачавшем его светлые студенческие времена. То есть о пане Ректоре.
– Всю ночь чертовщина снилась. Будто я в очередной раз в родной аудитории заваливаю у этого кровососа теорию государства и права, – признался Станислав, понизив голос, – нормально? А сколько лет-то прошло. С чего бы это?
– Как с чего. Генерал приглашал пошептаться по архиважному делу? – уточнил собрат Гуров.
– Точно. Вот с этого, значит, чертовщина и снилась.
Вскоре выяснилось, что зловещая тень пана Ректора была вызвана к жизни не только его любимым словом «архиважно»…
Верочка радушно распахнула дверь, но на этом испытываемые сыщиками положительные эмоции и закончились. Генерал был задумчив и мрачен, как туча, и долго собирался с мыслями, решая, с чего начать разговор. Эти приготовления ничего доброго не сулили.
Наконец, тяжело вздохнув, он полез в сейф и извлек коробку:
– Вот, смотрите, какая штукенция.
– Пальчики сняли? – пошутил Крячко, на что генерал сказал вполне серьезно, что сняли, равно как и пробы для экспертизы.
– Пробы-то зачем? – спросил Гуров несколько озадаченно.
– Вот как раз это пока тебя не касается. Неважно. Смотрите да рассматривайте. Даже можете потрогать, если есть желание.
Лев Иванович пожал плечами и послушно принялся рассматривать коробку. Она была клееная, покрытая качественным шпоном, нарочито грубо отполированным, на крышке красовалась выжженная стилизованная литера «Д@». Внутри, в гнезде из древесной стружки, покоилась «штукенция» – продолговатая ключница из кожи цвета густого красного вина. С первого взгляда видно, что сделано не в Китае, сработано на совесть, с исключительным изяществом. Благородно мерцали металлические детали, цепочка и клепки, точь-в-точь состаренное серебро. Но самое главное – это рисунок на ключнице, чуть выступающий над поверхностью. Крест, роза и готическая надпись: «Der Mutter die mich nie geboren», рисунок черно-белый, несмотря на отсутствие цветов, выглядел объемным, мастерски исполнен короткими, нервными штрихами, как на полотнах Ван Гога.
Станислав, повертев вещицу в руках, протянул:
– Красивая вещь. Мне бы такую на день угро. Если вот сюда монеток натолкать, то кистень получится.
– Не знаю, что там у тебя получится, – ворчливо заметил Орлов, постукивая карандашом, – и подарок не тебе. Один уважаемый человек уже получил эту вещь на День юриста, после чего угодил прямиком в реанимацию.
– Растрогался, – предположил Крячко. – Или вещь отравлена?
Гуров
