в лице не было ни тени смущения или стыда за вчерашнее поведение. Только царапина на скуле подтверждала слухи о ночном безумии в баре.
Бобс хотел было рассказать о каждом пациенте, прокомментировать каждый анамнез. Однако профессор поблагодарил за труды, мягко выпроводил заведующего и лично захлопнул за ним дверь. Дверь захлопнулась так, что Бобс неловко подпрыгнул, несмотря на почтенный возраст. Возможно, виной тому был сквозняк. Однако медсестры шептались, что слышали сильные удары по металлическим шкафам, доносящиеся из кабинета.
За завтраком все сидели тихо, как будто это не главврач, а все мы нашкодили ночью. Обсуждали ночные новости почему-то только шепотом. Даже “буйные”, несмотря на отмену медикаментов, сидели тише воды.
Мне было назначено на 14:00. Пациенты и медсестры поглядывали на меня то с любопытством, то с сочувствием.
А я был спокоен. Никакие странные новости не могли погасить детской радости от того, что я увижу своего нового кумира. Мои подписчики оживились, я с упоением вступал в дискуссии, разжигая новые и новые споры вокруг одиозного профессора.
На обеде все продолжали шептаться о странном поведении главврача. А я больше не мог слушать об этом. Я вдруг начал ужасно волноваться, что наша встреча не состоится. Вдруг он не сможет принять меня? Я попросил у медсестры Пенни успокоительного. Она не пошла за таблетками, а просто дала мне отпить из своего пузырька с валерианой, который был у нее в кармане.
О да, доктор Маб наделал шуму на всю округу.
К 13:30 я был на взводе, не мог отвечать на комментарии в блоге. Вообще выключил телефон и лежал, глядя в потолок. Мысли так быстро пробегали через мозг, что я не мог ни за одну из них ухватиться. Просто лежал и ни о чем не думал.
В 13:58 я и Пенни стояли у двери в кабинет профессора и не решались постучать. Там внутри что-то громко гремело, рычало, звенело и ломалось. Скорее всего, стук просто не был бы услышан. А в 14:00 дверь кабинета внезапно распахнулась сама. Я оказался прижатым дверью к стене коридора, а Пенни – нос к носу с запыхавшимся профессором.
– Пенни, а где Освальд? – доктор Маб перевел дух и оглядел коридор. – А, вот ты где, заходи, я уже жду.
Голос его был слегка хриплым, как будто он только орал во весь голос. Собственно, так и было. На металлических шкафах были видны сильные вмятины, горшки с цветами, заботливо выращиваемые Пруди, валялись разбитые и разодранные. Впрочем, стол и два стула находились на своем месте, на столе лежала аккуратная стопка медицинских карт, слегка присыпанная землей. Доктор занял свое место и кивком головы пригласил меня сесть.
– Освальд, любите ли вы осень? – начал профессор, как будто ничегошеньки не произошло со вчерашнего дня. Я был раздражен тем, как меня ударило дверью, а доктор и не думал извиняться.
– Очень не люблю. Листья становятся жесткие, мертвые. Никуда не годятся.
– Куда не годятся?
– В пищу.
– А
