всё равно, она уже умирала и выжила. Сегодня должно было быть последнее обследование – следующее через год. В томографе она всегда рассуждала о чем-то важном, сегодня – о той аварии, о том, как Кирсанова упала и у неё были судороги, о том, что её отец-прокурор ничего не мог сделать: ни найти виновных, ни закрыть хотя бы на время трассу. Единственное, что он мог сделать, закрыть отделение неврологии на месяц для проверки и добиться увольнения невролога, который пропустил аневризму. Ещё она думала о том, что Альбертовна спала с отцом Миши, что Миша на самом деле любил Миронову. Потом она вспомнила вчерашнюю девчонку. Как же эта Вика на неё похожа, просто копия. Она могла быть её родственницей, но доказательств не было. Понятно, почему Артема потянуло к ней. Такие люди всегда притягиваются. Плюс и минус. Хороший и плохой.
– Ирина Борисовна, мы закончили. Вы как?
– Хорошо. Всё в порядке.
Томограф остановился, и Ира из него стала постепенно выезжать. Звук адской машины снился ей по ночам. Она пролежала за последний год в этом томографе больше времени, чем спала в собственной постели.
– Врач подготовит описание. Одевайтесь.
– Отцу отправьте.
– Тому самому?
– Да, в Мюнхен. Он ждет.
Ира стала медленно одеваться. Ноги иногда её не слушались, а руки восстановились быстрее. Отец уехал в Мюнхен, когда Ире прислали квоту на операцию, и там остался. Сказал, что медицина – это то, чем он живет, и если бы не медицина, то он точно сошел бы с ума, ну и Иру бы не спас. Ира его не осуждала, потому что была такая же. В этом они были похожи. До аварии она грезила хирургией. Мыла полы в операционной, смотрела на уставших, но довольных своей работой врачей, часами наблюдала, как работает её отец, но сейчас медицина была от неё дальше, чем когда-либо. Она потеряла два года и не знала, получится ли вернуться. Эти мысли сводили её с ума. Всё в больнице напоминало ей об упущенных возможностях.
Час она просто ходила по больнице. Заглядывала в кабинеты к знакомым врачам, улыбалась медсёстрам, кивала санитаркам. Она любила это место и иногда ночевала в сестринской. Когда она узнала все сплетни, дошла до кабинета терапевта, который её вёл. Стулья были новые, и она удобно расположилась.
– Как у меня дела? – спокойно спросила она. Эту фразу она взяла за ритуал. Ей нравилось, что кто-то ей расскажет, как у неё дела, хоть это и не всегда было уместно.
– Всё хорошо, Борисова.
– Вилова.
– Прости, забыл, что ты взяла фамилию матери. Ира, это чудо какое-то… До сих пор не могу поверить, что тебя тогда увезли в Мюнхен. Почему они позвонили…
– Я не знаю…
– Может, это всё-таки Боря? – спросила медсестра.
– Нет, это не он, он бы признался, вы что, – Ира заулыбалась. – Он бы всей больнице рассказал об этом.
– И то правда… – улыбнулась в ответ терапевт и глубоко вздохнула. – Иди домой, Ирочка, в следующий раз через год. А если что-то будет беспокоить, приходи. Помнишь про лечебную физкультуру?
– У меня в памяти провал вчера был.
