продолжал молчать, только сверлил сыщика взглядом. Тот махнул еще бенедиктина, закусил каперсом и продолжил:
– Мы с тобой заключили соглашение. Не как лягач[20] с полицейским, а как две высокие договаривающиеся стороны. Ты от преступности, я от закона. Суть соглашения позволю себе напомнить: избегать крайностей. Правильно формулирую?
– Ну, в целом да…
– Не юли, ты ведь теперь не Ларька Шишок, как двадцать лет назад, а серьезный деловик.
Рудайтис тоже махнул рюмку и уточнил:
– Ты хочешь, чтобы я сдал тебе Графа Платова на блюдечке?
– Видишь, ты даже знаешь, кто убийца. Граф Платов, он же Матвей Шелашников. Он переступил линию, которую нельзя переступать – казнил полицейского. Никакая власть не потерпит подобного.
«Иван иваныч» с издевкой парировал:
– Ваша власть спустит и не такое.
Лыкову очень захотелось врезать бандиту кулаком в челюсть, но делать этого было нельзя.
– Ты хочешь сказать, что убийство останется безнаказанным? – спросил он.
– Нет, почему же. Поймай его и накажи.
– Я ловлю. Но считаю, что ты должен помочь мне.
– С какой стати? – опять усмехнулся Рудайтис.
– С той, что негодяй переступил черту.
– Лыков, ты эту черту сам придумал. Нету ее. Фартовый сложил фигариса…[21] Так жизнь устроена. Ты хочешь ее поменять? Утопист!
– Не должно быть подобного в державе, – упрямо настаивал сыщик. – Вы бегаете, мы догоняем, это нормально. А убивать нельзя! За такое сразу в ящик.
Бандит вздохнул, словно устал от спора:
– Сними шоры. Или розовые очки, не знаю, как правильно. Держава твоя насквозь сгнила. В ней сейчас все дозволено. Чего верещишь, как малолетка? Не должно, переступил черту, в ящик… Пустые слова. Дам кому полагается сколько полагается и буду делать что хочу.
– Но…
– Заткнись. Какая еще черта? Сильный поедает слабого спокон веку.
Таким Лыков своего антипода еще не видел. Сорокоум явно не хотел помогать сыщику. И фактически отменил все прежние договоренности. Что случилось?
Постепенно до него стало доходить. Еще год назад он подвел своего осведомителя Суровикова к ближайшему помощнику «ивана иваныча» Никифору Ногтеву по кличке Верлиока. Этот старый разбойник держал на Амбарной улице резбенно-иконостасную мастерскую. Звали его сейчас по паспорту Чухонцев. Наружно он резал иконостасы, а на самом деле дирижировал торговыми операциями шефа. И не только торговыми, но часто и боевыми. Для этого при Верлиоке существовал карательный отряд. Лыков знал о двух ликвидациях, проведенных лиходеями, но начальству не докладывал. Убили-то разбойников, приятелей низложенного «ивана» по прозвищу Мезгирь, на котором крови было больше, чем на полевом хирурге…
Суровиков еще весной доложил сыщику, что люди Рудайтиса занялись скупкой украденного с приисков золота. И быстро вышли на значительные обороты, особенно на Среднем Урале. Именно
