привет.
И заулыбался, как тот самый обожравшийся кот. Даже замурлыкал в мечтах о сексе с загадочной дагестанкой, отвернувшись от Дмитрия.
А тот отложил в сторону американское издание на русском языке.
– Н-да. Умеют делать империалисты проклятые. Куда пойдем?
– В «Уральскую звезду». Понеслась звезда по кочкам! Собирайся. Ааааа-а! В Африке горы вот такой вышины-ы-ы-ы-ы! Ааааа-а! Обезьяны-кашалоты! Ааааа-а! И зеле-е-е-е-е-еный пап-ппугай! – подражая Красной Шапочке из детского фильма, картаво пропел директор в ожидании веселого вечера в окружении прекрасных дам. – Сбацаем там польку-бабочку! Оп-па!
– Ра-достным ша-гом с песней весе-е-елой мы выступа-ем за комсомо-о-о-лом! – начал, было, зам, поддерживая шефа.
– Не, не так. Уи ол лив ин зе йел-лоу сабмари-и-и-ин, йел-лоу сабмари-и-и-ин! – запел директор известную битловскую песню, ужасно коверкая слова. А о его произношении мы вообще молчим. И даже попытался промаршировать по ковровой дорожке своего кабинета, как бравые матросы с желтой подводной лодки.
Дементьев очень любил петь, как всякий деревенский мужик. Когда-то он служил в ракетных войсках стратегического назначения в поселке Звездный, что в Пермской области. И, сидя под землей в бункере за смертоносным пультом с самой главной кнопкой, напевал про себя песню «Гуд бай, Америка».
– Хорошая песня. В тему. Со смыслом. Гармонии только нет, хоть тресни, – сказал он однажды дежурному по командному пункту.
– Гармонию мы им обеспечим, – согласился офицер. – В самый раз будет.
«Уральская звезда» был единственным в Демидове рестораном высшей категории, где бухих посетителей ублажали балерины из варьете. Это помимо эстрадных лабухов из вокально-инструментального ансамбля типа «Веселых ребят» или «Грустных девчат», одетых в одинаковые цветастые пиджаки и рубахи с отложными воротниками. Все плясуньи числились артистками кордебалета из балетной труппы академического оперного театра имени великого композитора и подрабатывали вечерами в кабаке, дрыгая ногами в штопаных колготках.
Но в «Звезду» наши друзья не пошли.
– А что мы там делать-то будем? – спросил вдруг Колесов.
– Есть, пить, танцевать, – ответил Дементьев. – Че еще там делают?
– Встанем вкруг, девки поставят в центр свои сумочки и пошли плясать: тапа-ли-ный пух, жа-а-а-ара, июнь…
– Пошли к тебе, – предложил директор, – дешевле будет. Ефро-синья, Ефро-синья, жо-па толста, морда синя!
И затарившись необходимыми дефицитными продуктами в гастрономе «Центральный», чья директриса была хорошей деловой знакомой Дмитрия, направились прямиком в его холостяцкую квартиру, где весело провели время чуть не до самого утра: сначала за общим трапезным столом, потом разбрелись парами. Колесов на правах хозяина расположился с судейской барышней в комнате на широком диване, а Ивану с комсомолкой досталась раскладушка со скрипучими пружинами на кухне.
Никакую польку-бабочку они не танцевали, а тискались
