была ярко-оранжевая фанта, которую только-только начали выпускать в Советском Союзе.
– Фанта, – ответил Дмитрий.
– Смешиваем и получаем – что? Правильно – «фанта-зер»! Понял теперь?
– Так бы сразу и сказал.
– Если с другом вышел в путь – веселей доро-га! Без друзей я пью чуть-чуть, а с друзьями мно-го! – подмигнул директор.
– А мне, знаешь, иногда в твоем кабинете хочется налить себе водочки из красивого графинчика и по-барски заорать: «За-а-ахар, печь топи! Барыня зябнет! Половые непотребства совершать желает!», – рассмеялся заместитель в предвкушении веселого вечера, закономерного окончания трудового дня.
– Дверь закрой, «барыня», – охладил его пыл директор.
Колесов поднялся и запер дверь на ключ. Рабочий день уже закончился. В приемной никого не было. Никаких собраний, заседаний, совещаний, лекций университетов марксизма-ленинизма по научному атеизму, политинформаций о международном положении и прочей белиберды запланировано на этот вечер не было. Мамаша в тот день была в отгуле. Худосочная и вредоносная секретутка, считавшая себя первой модницей на фабрике, как и все представительницы этой древнейшей профессии, свинтила едва ли не первой, едва пробило пять часов – время «эвакуации», то есть конец рабочего дня.
У женщины, как известно, три состояния: вся в себе, немного не в себе и вся из себя. Та была вся из себя: ведь нет более привлекательной женщины, чем та, которая понравилась самой себе. Дементьев очень хотел посмотреть, в чем ее мать родила. Но, несмотря на свое ремесло, она была настолько неприступной, что, похоже, не давала даже своему мужу.
Помимо всего прочего эта секретутка возглавляла и фабричную парторганизацию – такое тоже бывает. И с присущей только ей большевистской принципиальностью письменно сообщала о том, что происходит в «Модене», в соответствующие органы. Даже когда ее об этом не просили.
– Я тут намедни домой пришел с бодуна. Встречу с земляком отмечал. Бухой был в жопу. Спать тихо направился. Лег. Жена потом приперлась и говорит: ты любить меня будешь, как Ромео Джульетту? Я ей спросонья говорю, что, мол, не читал. Она снова спрашивает: а что ты читал? «Каштанку», говорю. Хочешь – за жопу укушу? И отвернулся к стенке, – сказал директор.
– Смешно. А она что?
– Тоже посмеялась. Так и уснули, прижавшись жопами.
Лохматый Карл Маркс в джинсах
За такими разговорами молодые руководители выпили первую рюмку традиционного русского напитка, разбавленного традиционной американской газировкой, закусили столичными конфетами «Ассорти» из цветастой коробки, купленной по большому блату. Затем выпили вторую.
– Хорошо! – крякнул Колесов.
– А че тут думать? – вдруг осенило молодого и перспективного директора после небольшой паузы. – Фабрику приватизируем, акционируемся, уберем лишних дармоедов, половину работяг сократим. Старуху отправим на пенсию. Вдупляешься?
– А кого вместо нее поставишь
