баланс унижения и уважения. Балансирующий на грани пророк принесет больше пользы, чем восседающий на троне из объедков безумец, оторванный от мира.
Здесь, в сумрачном мире, он видит больше, знания его простираются далеко. А что увидит он, когда зад прирастет к плоти гнезда? Только то, что ему захотят сообщить. Дшина понимала опасность, хотя не могла оформить мысль красивыми словами. Фразы в голове не строились, но гнило чувство тревожности.
Ведь она сама начнет скармливать Вестнику ложь. А вдруг, она поверит в собственные выдумки.
Это может погубить общину.
Не то, чтобы она беспокоилась о судьбе низших. Или о судьбе ведьм-подруг. А вот ее статус пошатнется. Уже не будет жирного мяса, мягких лепешек, танцев и свежей плоти, которую следует выдоить.
За это приходится бороться. В основном с самим собой.
За полем начинался спуск к лагерю воителей. Тех самых, что разгромили победоносный отряд, заставили Вестника отступить, поджав хвост.
– Ха! – воскликнул Назгал. – А ты мне не верила!
Он радовался как ребенок, увидев, что лагерь отсутствует.
Уцелела часть линии частокола, но боевые проходы обвалились. Привратная башня покосилась, к подгнившим бревнам прицепился труп. Тело разбухло, из глаз, рта у него торчали плодовые тела. В районе сопряжения нижних конечностей виднелось утолщение, словно покойник славно испустил дух. Скорее всего, там проросли грибы, но выглядело это забавно.
Назгал захихикал.
Обвалившаяся часть стены чернела на фоне бледно-зеленого марева. Священная грибница брезговала обгоревшим деревом, пропитанным невиданным колдовством. Земляное масло не нравилось мицелию.
Из-под бревен торчали обугленные руки, едва тронутые чахлыми проростками. Подойдя ближе сектанты смогли лучше рассмотреть погибших. Даже плодородные тела совершенных не в состоянии вскормить грибницу. Настолько они осквернены колдовством.
Огонь – страшное оружие, которым вооружены неверные.
Назгал соскользнул со спины кабана. Особенно медленно это делал, ощущая, как жесткая щетина скрипит в промежности, между ягодиц. Надо радоваться маленьким удовольствиям, коих в жизни больше всего.
– Сгреби завал! – приказал Назгал.
Кабан принялся подкапывать рылом бревна. Обуглившиеся, но не сгоревшие, они отяжелели от влаги, навалившейся сверху земли. Грязь эта имела не земное происхождение. Назгал провел пальцем по бревну, растер грязь. Явно сажа, оставляющая жирный след, но так же нечто иное. Знакомое, отдаленно пахнущее мясом. Будто вытопленный жир.
Оседающее на бревна семя умирало. Оно образовало толстый слой на поверхности.
– Сколько ж нас тут не было, – пробормотал Назгал.
У них не существовало такого ресурса, как время. Мог пройти день, седмица, вечность.
Оглянувшись, Назгал заворчал на герольда. Чего он стоит, когда другие работают. Пусть уродец так же помогает разгребать завал.
