Большую, жирную и с запахом, как из подмышек.
– Ради Иисуса! Только не это, Дэннис!
– Из чистых подмышек, – поправился я. – Ну давай.
– У меня мало денег, – умоляюще проговорил Эрни.
– Я куплю. Могу даже прибавить анчоусов на твою долю.
– Дэннис, я не…
– И пепси, – сказал я.
– Пепси мне вредно. Ты знаешь.
– Ну знаю. Большую пепси, Эрни.
Его серые глаза вспыхнули в первый раз за этот день.
– Большую пепси, – повторил он как эхо. – Подумай, о чем ты говоришь. Ты злодей, Дэннис. Правда.
– Две, если хочешь, – продолжал я. Мне нравилось чувствовать себя злодеем.
– Две! – воскликнул он и хлопнул меня по плечу. – Две пепси, Дэннис! – Он застучал ногами по полу и закричал во все горло: – Две! Быстро! Две пепси!
Я так расхохотался, что чуть не врезался в борт угольного ящика, а когда мы вылезали из машины, мне пришла в голову мысль купить ему пару содовых. «Почему бы нет?» – подумал я. Он явно воздерживался от них в последнее время. Небольшое улучшение его кожи, которое я заметил в то пасмурное воскресенье две недели назад, теперь стало очевидным при любом свете. Конечно, у него было еще много прыщей и нарывов, но они – простите, я должен это сказать – уже не сочились гноем. Он и в других отношениях выглядел гораздо лучше. От работы под палящим летним солнцем он загорел и был в такой физической форме, какой не знал никогда прежде. Поэтому я решил, что он заслужил свою пепси. Победителя украшают награды.
У Джино всем заправлял неплохой малый, итальянец по имени Пэт Донахью. Он суетился вокруг кассового аппарата с отчетливой наклейкой «Ирландская мафия», колдовал над патефоном-автоматом, разносил зеленое пиво в День Святого Патрика (семнадцатого марта вы не могли даже близко подойти к Джино, потому что у него беспрерывно крутилась пластинка с записью «Когда смеются глаза у ирландцев» в исполнении Розмари Клуни) и носил черный котелок, который обычно напяливал на самый затылок.
Этот патефон, хрипатый от рождения «Вурлитцер», достался Пэту в наследство от сороковых годов, и все диски были доисторического образца. Вероятно, в Америке не нашлось бы второй такой рухляди. В те редкие дни, когда я накуривался какой-нибудь дряни, меня посещали видения, будто я заказываю у Джина три-четыре пиццы, велю Пэту Донахью принести кварту пепси и, сидя за стаканом, слушаю патефон-автомат, из рупора которого доносятся хиты «Бич бойз» или «Роллинг стоунз».
Мы устроились в углу и попросили приготовить три пиццы. Дожидаясь их, я стал рассматривать людей, то и дело заходивших в пиццерию.
– Дэннис, ты знаешь Бадди Реппертона? – вдруг спросил меня Эрни. Как раз принесли пиццу.
– Бадди, как ты говоришь?
– Реппертон.
Имя и фамилия были мне известны. Усердно работая над пиццей, я стал примерять к ним всевозможные лица. Одно из них оказалось впору. Оно мне напоминало о школьной вечеринке,
