лщей. От запаха соли слезились глаза, а в носу нестерпимо свербело.
– Куда только смотрит служба погоды?
Высморкалась в платок и, поскальзываясь на мокром покрытии подвесного перехода, громко выругалась. Перила, конечно, помогали не свалиться в шумевший далеко внизу океан, но на душе от этого легче не становилось.
– Мама права, – опять забормотала я, плотнее запахивая черную кожаную куртку. – Гребаный дождь. Гребаная вода. Гребаное все! Надо валить из этого аквариума.
– Чтец Маранс?
Я могла бы не вздрагивать, будто девственница на свидании, но кого это волнует? Обернулась, а по ходу дела запустила руку за пазуху, чтобы выудить удостоверение. Несмотря на воду, стекающую по миниатюрной черной деке ручьями, голографическая звезда мерцала и переливалась, будто и впрямь была из драгоценного металла.
– Она самая, – сказала я и продемонстрировала деку.
Молодой постовой в водоотталкивающем комбинезоне с эполетами скрючился над идентификатором, педантично рассматривая голографическую копию моей физиономии, словно не совсем понимал, как вот это унылое, промокшее насквозь и дрожащее нечто в капюшоне может оказаться лицензированным специалистом на побегушках у полиции.
Само собой, подобное внимание добавило раздражения в и без того до краев наполненную чашу терпения.
– Насмотрелся? Проходить можно?
Сопляк не ответил. Лишь выпрямился и, изобразив холеной мордашкой нечто кислое, качнул головой в сторону зазывно подсвеченной неоном двери:
– Шеф уже внутри. Минус пятьдесят пятый этаж.
– А комната?
– Сами увидите. Там… Ну, в общем, поймете.
Я выгнула бровь. Похоже, обычной «мокрухой» тут не обошлось. Как будто бы стало жарко. Рука потянулась к вороту куртки и чуть приоткрыла горло. Признаюсь, полегчало мало, но холодный морской воздух остудил раскрасневшуюся кожу.
– Еще одно?
Сопляк и тут промолчал, но одарил таким взглядом, будто с самого начала считал виновной именно меня. Хренов блюститель.
Я отвернулась и протопала к входу.
Внутренности ночлежки роскошью не отличались. Однотонные стены цвета мокрой стали, низкие потолки с редкими желтыми лампами и узкие коридоры, едва этими самыми лампами освещенные. Вонь курительных смесей и тухлой рыбы заставила потянуться за платком снова. Тот, кто сказал, будто Риомм – подлинная жемчужина Галактики, сверкающая огнями небоскребов, где просто нет места ничему серому и невзрачному, просто бессовестный враль. Я-то знала, что в нашем мире у всего есть изнанка, и там, где роскошь и достаток, найдется местечко для нищеты и запустения.
У стойки дежурного обнаружилась пара полицейских, опрашивающих пожилую динетиншу, нависавшую над ними бурой скалой. Заметив меня, все трое на мгновение прервали разговор и, пока я не скрылась за створками тесной лифтовой кабинки, рты не открывали.
В задней стенке лифта имелось окно – большой кусок прозрачного металла, нарочно вставленный сюда для лучшего обзора. Я понимала, что те, кто проектировал Мас Гейди, изо всех сил пытались придать ему вид других, более роскошных техноостровов планеты, но, если спросить меня, получилось хреновенько. Конусы и пики сияющих в ночи небоскребов скрывались за переплетениями висячих улочек и нагромождений домиков поменьше, коралловыми рифами нараставших на внешней стороне гигантских опор. Ткнув кнопку с номером минус пятьдесят пять, я застыла перед «окном» и со странным, родившимся где-то в глубине естества, вниманием следила за тем, как сменяются этажи.
Пока быстрая и практически бесшумная кабинка стремительно скользила вниз, а цифры на табло увеличивались в отрицательной последовательности, пейзаж снаружи менялся. Великая столица Риоммской Империи, гордо вздымавшая свои гладкие стены над бескрайним Океаном Мас, скрылась из виду, и ей на смену пришли сперва толстенные сваи, а затем уж то самое подводное «нутро», в котором жили миллионы трудяг, обслуживающих блестящий верхний город.
Как только мутные воды сомкнулись над кабинкой, стало казаться, что я тону. Воздуха перестало хватать и чудилось, будто стены уменьшились в размерах. Казалось, будто меня запихали под пресс и теперь собирались превратить в вариант параксанского панини. Голова кружилась от мельтешения стаек рыб снаружи, и я молилась, чтобы эти лейровы двери открылись прежде, чем желудок выкинет какой-нибудь финт.
Повезло. Кабинка замедлила бег как раз в тот миг, когда я приготовилась извергнуть рвотные массы и тут же рухнуть в них без чувств.
Створки распахнулись с тихим шелестом и я, не обращая внимания не остолбеневших полицейских, опрометью бросилась в удачно распахнутые двери ближайшей комнаты. Пришлось какое-то время постоять над унитазом, пока волнения
